(134) После этого уже не в общих чертах, но взяв отдельно каждую его добродетель, украсим словом деяния его, вытекающие из этих добродетелей. Начнем, как и принято, с богов, постараемся показать его благочестие и удивительные поступки, проистекающие от этого благочестия, и украсим их словом. Итак, приведем один рассказ, который мы уже и раньше упоминали, потому что тут он обнаружил, какова его душа, откуда она вошла в тело, и предоставил ясные доказательства прежних ее воплощений. Вот этот случай. Переходя однажды реку Несс со многими из друзей, он обратился к ней с приветствием, и река довольно громко и отчетливо ответила, так что все слышали: «Здравствуй, Пифагор». Кроме того, он в один и тот же день был в Метапонте в Италии и в Тавромении в Сицилии и разговаривал с друзьями из того и другого города на глазах толпы, что подтверждают почти все авторы, между тем как города эти находятся друг от друга на расстоянии многих стадий по суше и по морю, непреодолимых даже за очень много дней. (135) То, что он показывал бедро из золота Абариду, догадавшемуся, что Пифагор – Аполлон Гиперборейский, чьим жрецом был Абарид, считается несомненной истиной, а не обманом, и всем известно. Приводят постоянно и без расхождений другие примеры дел этого человека, более удивительные и обнаруживающие его божественную природу: и сбывшиеся предсказания землетрясений, и быстрые прекращения им чумы, бурь, града и ливней, мгновенные остановки и умиротворение морских и речных волн для того, чтобы друзья могли легко переправиться. Переняв от Пифагора, то же самое во многих местах делали Эмпедокл из Акраганта, Эпименид Критский и Абарид Гиперборейский. (136) Известны их сочинения, кроме того, у Эмпедокла было прозвище «Защитник от ветра», Эпименида прозвали «Очистителем», а Абарида «Ходоком по воздуху», потому что он, сев на стрелу Аполлона, подаренную ему в краю гипербореев, переправлялся через реки, моря и непроходимые места, каким-то образом летя по воздуху, что делал, по предположению некоторых, и Пифагор, когда в Метапонте и в Тавромении в один и тот же день беседовал с друзьями из того и другого города. Говорят, он предсказал землетрясение, когда пил из родника, и о корабле, плывущем при благоприятном ветре, сказал, что тот утонет. (137) И это тоже свидетельство его почитания богов. Хочу показать основные причины почитания богов Пифагором и близкими к нему людьми.
Все, что пифагорейцы предписывают делать или не делать, должно согласовываться с волей божества; это самое главное, и вся жизнь сводится к следованию богу, и смысл пифагорейской философии именно в этом. Ибо смешно поступают люди, ищущие источник блага где-то в другом месте, а не у богов: это похоже на то, как если бы какой-нибудь человек в стране, где правит царь, стал бы служить какому-нибудь начальнику из граждан, пренебрегая тем, кто правит всеми. Ибо именно так поступают эти люди. Но так как есть бог и господин всех, нужно просить добра у господина. Ибо всем, кого любит и кому рад, даст он блага, а с теми, к кому относится наоборот, поступит наоборот. [92] Ясно, что следует делать то, что доставляет радость богу. (138) Волю божества нелегко угадать тому, кого бог не слышит, или он сам не умеет слушать бога, или не прибегает к искусству угадывания воли божества. Ибо оно – единственный толкователь воли богов. И хотя занятия их кажутся достойными тех, кто считает, что боги есть, другим, однако, и то и другое кажется наивным. Из их запретов многое привнесено из мистерий, потому что они знают, что значат эти запреты, однако не кичатся этим, но считают учредителем того или иного установления какого-нибудь бога. И все пифагорейцы единодушно верят баснословным рассказам об Аристее из Проконнеса [93] и Абариде Гиперборейском и всему, что рассказывается в этом роде. Веря всем подобным рассказам, они и сами пытаются многое сделать, а то, что кажется баснословным, упоминают так, как будто из того, что восходит к божеству, ничто не может вызвать недоверия. (139) Кто-то рассказывал, что Эврит говорил, будто пастух, пася скот неподалеку от могилы Филолая, слышал, как кто-то пел, и пифагорейцы не только поверили ему, но и спрашивали, каков был лад [94] . Оба они были пифагорейцы, а Эврит – ученик Филолая. Говорят, что и Пифагору кто-то рассказал однажды о том, как ему как-то приснилось, что он разговаривает с умершим отцом, и спросил, что это значит. Пифагор честно сказал ему, что думал: «Как то, что ты разговариваешь сейчас со мной, не означает ничего, так и то, что тебе приснилось, тоже». Так что пифагорейцы считают, что не они суеверны в отношении всего чудесного, но те, кто не верят. Ибо дело обстоит не так, как думают изображающие из себя мудрецов, что для бога одно возможно, другое нет, – все возможно для бога. И есть начальные слова стихов, которые, как они говорят, принадлежат Лину [95] , но, возможно, они сочинили их сами: