(75) Поэтому и бранил Лисид [48] некоего Гиппарха, разглашающего речи Пифагора среди непосвященных и тех, кто живет, не ведая о науках и умозрении. «Рассказывают, – говорил Лисид, – что ты и публично философствовал среди первых встречных – то, что Пифагор считал ниже своего достоинства и что ты, Гиппарх, вполне уяснил себе, однако не сдержался, благородный, отведав сицилийской роскоши, которой вообще не следовало бы возрождаться. Если ты переменился, я буду этому рад, если ж нет, ты умер для нас. Ибо, говорят, ты помнишь, что Пифагор был благочестив в своих наставлениях относительно божественного и человеческого и запрещал разглашать блага мудрости среди тех, кто еще не освободил душу от сонного оцепенения. Не позволительно предлагать любому встречному то, что добыто с трудом после стольких усилий, и не бросил бы ты, наверное, на попрание тайны Элевсинских богов. Кто так делает, в равной мере враждебен правде и нечестив. (76) Полезно посчитать, сколько времени мы потратили, чтобы очиститься от пятен, скрытых в наших душах, пока однажды по прошествии многих лет не сделались восприимчивы к его речам. Подобно тому, как красильщики, предварительно очищая, протравливают перед крашением ткань плаща, чтобы она впитала краску так, что ее уже невозможно смыть, и чтобы она уже никогда не обесцветилась, таким же образом поступал и этот божественный муж, предварительно подготавливая души, возлюбившие философию, чтобы не обмануться в ком-либо из тех, кого он надеялся сделать добрым и прекрасным. Ибо он нашел для нас верные слова и источники мудрости, которыми и многие из софистов прельщают юношей, не обучая их никогда ничему хорошему, тогда как Пифагор был действительно сведущ в деяниях божественных и человеческих. Они же, сделав свое обучение предлогом, делают много скверного, улавливая непорядочно и преднамеренно молодых людей. (77) И поэтому плохо и наспех обучают слушателей. Ибо они смешивают с неупорядоченными и запятнанными нравами слова и представления о божественном, как если бы кто-нибудь вливал в глубокий колодец, полный грязи, чистую и прозрачную воду: такой человек только перемешал бы грязь, и вода исчезла бы. Таким же образом поступают и те, кто так учит, и те, кто так учится. Ибо плотные и густые заросли окружают умы и сердца тех, кто, не пройдя очищения, посвящает себя занятиям наукой. Эти заросли закрывают собой в душах все кроткое, нежное, разумное, мешают разуму открыто расти и продвигаться вперед. Коснувшись этого вопроса, назову главные пороки, которые питают дурное в душах. Это невоздержанность и корыстолюбие. Оба имеют большое потомство. (78) От невоздержанности рождаются нечестивые браки, мотовство, пьянство, противоестественные удовольствия и некоторые необузданные желания, ведущие к пропастям и обрывистым скалам. Ибо некоторых людей уже вынудили эти желания вступить в связь с матерями и дочерьми и, заломив этим людям руки, как пленникам, силой привели и поставили их на край гибели, поправ государство и закон, наподобие тиранов. От корыстолюбия родились грабежи, разбой, отцеубийства, святотатства, отравления и все прочие сходные с ними преступления. Сначала нужно уничтожить материал, которым питаются эти страсти, огнем, железом и всеми возможными средствами, которые предоставляют науки, очистить и избавить от стольких зол свободный разум, тем самым дав ему то, что является врожденным и полезным для него.»
(79) Пифагор считал, что такая крайне необходимая забота об обучении должна предшествовать занятиям философией, и придавал исключительное значение этому обучению, тщательнейшим образом изучая способности восприятия передаваемых им мыслей, испытывая и распознавая умонастроение поступающих в учение с помощью разного рода уроков и бесчисленных видов научного знания.
Глава XVIII
(80) После этого расскажем о том, как он разделил отобранных им соответственно достоинству каждого. Ибо он не считал правильным участие всех учеников во всех его беседах ввиду неодинаковости природных данных. С другой стороны, было бы несправедливо, если бы одни присутствовали на всех самых важных занятиях, другие же не были бы ни на одном: ибо это было бы нарушением принципа равенства и противоречило духу общины. Но, предоставив каждому право изучать его речи, он по возможности для всех определил надлежащую меру и полезность и сохранил справедливость, так что каждому предоставлялся курс наук, соответствующий его достоинству. Поэтому, назвав одних пифагорейцами, других – пифагористами, как мы называем одних аттическими авторами, а других – аттикистами, и, разграничив таким образом, как подобает, названия, первых сделал близкими своими учениками, вторым же дал понять, что они – их подражатели. (81) Пифагорейцам он предписал иметь общее имущество и проводить все время вместе, живя бок о бок, остальным же – имущество иметь каждому отдельное и, собираясь в одном месте, помогать друг другу в учебе. Таким образом, эта преемственность двух способов обучения была установлена самим Пифагором.