Жизнь наизнанку

— Что? А… Так вот же, мне уже пора. Че-то разговорился я с тобой. Опаздываю уже. Давай, будь умницей, слушайся, если что дядю Ефима и тетю Свету. Хорошо?

— Хорошо, пап. — Он печально смотрел, как отец достал из импровизированного шкафа свой постоянно собранный рюкзак, облачился в химзащиту и взял в руки противогаз с автоматом. Еще раз, посмотрев довольно на сына, он подошел к нему и сказал:

— Не прощаюсь. Скоро буду, — и вышел из палатки.

Как только полог за ним захлопнулся, Звереныш засуетился. Дело в том, что как только отец «преобразовался» в сталкера, он перестал брать его с собой на задания, да и с другими ему сидеть в тоннеле было не с руки. Звереныш много раз просил взять его с собой в вылазку, но столько же раз получал жесткий отказ. Отец теперь стал тверже, много резче, и разговаривать с ним о выходе на поверхность не было никакого смысла. Поэтому тайком от отца он стал собирать сталкерское снаряжение. Все его нутро звало его в приключения, которых он стал лишен, когда отец перешел в сталкеры.

Он много раз наблюдал, как отец в свое свободное время собирает рюкзак, чистит и складывает необходимые вещи, снаряжение. Поэтому ему не составило труда запомнить, что именно нужно для этого. И он часами сидел возле склада со снаряжением и оружием, ожидая, когда Иваныч, там работающий, отвлечется на столько, чтобы можно было что-нибудь стащить. И таких удачных случаев было предостаточно. Иваныч дал ему много возможностей сделать это. Кроме того, объектом его промысла стали и торгаши из центра, забегавшие частенько на их станцию, чтобы поторговать. Этих он обжуливал еще быстрей. Так медленно, но уверенно у него скопилась вся амуниция, чтобы можно было смело подняться на поверхность.

Сейчас он много брать не стал. Из одного тайника, устроенного между корпусом столовой и стеной, о котором никто не знал, он достал только противогаз, ему соразмерный, да пистолет, украденный у торгаша, с тремя запасными обоймами. Затем быстро пересек засыпающую станцию к гермоворотам, ведущим на поверхность, у которых сейчас собиралась экспедиция наверх и на которые он столько раз завистливо глазел. Странно, но не покидающее его предчувствие чего-то ужасного не оставляло его. Поэтому он торопился.

Группа уже вышла за ворота. Первый охранник ночной смены разговаривал с начальником станции и совершенно не смотрел на ворота, а второй, их закрывающий, отвлекся на какую-то минуту на запорный механизм. Этого времени было достаточно Зверенышу, чтобы проскользнуть сквозь закрывающиеся створки никем незамеченным.

И вот ворота с громким скрежетом захлопнулись. Странное чувство испытал Звереныш. Вернее новое для десяти-одиннадцати летнего пацана. Никогда он не покидал пределы своей станции раньше. Никогда он не видел, что было за пределами тоннелей, уходящих в разные стороны от нее, и за гермоворотами, куда всегда так сильно хотелось попасть. Ибо оттуда приходил его отец и приносил диковинные вещи и книги. Книги, рассказывающие о чем-то сказочном и неестественном, о чем, возможно, люди только мечтали. Он, вдруг, понял, что не знает этого другого мира, и, оказавшись за воротами, мальчик, неожиданно, ощутил себя одиноким и всеми покинутым. Хотя это была его вина, что он ушел без разрешения со станции, но чувство такое возникло. Это был чужой для него мир, полный неизведанного, а значит опасного. Все его чувства активизировались до не возможности. Зрение, слух и обоняние. Хотя обоняние и не могло теперь помочь ему, так как он был в противогазе, оно усилилось тоже. Адреналин бил в его теле через край, заставляя дрожать и напрягаться все его мышцы с удвоенной силой. Надо ли говорить, что он был много сильней и много ловчей любого из своих сверстников. Порой даже юноши уступали ему место, если дело доходило до конфликта.

Впереди шли короткие металлические ступеньки, далее вестибюль станции метро, заполненный неярким светом, так как крыша кое-где изрядно обвалилась. И три темные фигуры медленно двигались к выходу.

Не обращая внимания на новую обстановку вокруг, только лишь слегка замявшись, он бросился следом. В теплой одежде на несколько размеров больше было трудно бежать. Тяжелые не на его ногу армейские башмаки так и норовили зацепиться за каждую металлическую ступеньку. А сил на вдох и выдох из-за противогаза уходило намного больше, да и воздух, реферированный фильтрами, не был полноценным.

Наконец, он преодолел эту короткую лестницу, держа наготове тяжелый пистолет. Он видел, как держат его взрослые, но все равно никак не мог привыкнуть к его тяжести. Свет ударил в его не привыкшие к этому глаза. Даже сквозь мутные линзы противогаза, это оказалось больно. Он резко остановился, стараясь свыкнуться с этой новой трудностью. Открыть глаза не получалось. Яркий свет вновь и вновь наполнял их. Так он и стоял, периодически хлопая глазами, не смея двинуться дальше.