Он взял со стола бутылку и бросил его в открывшийся проем. Та громко лязгнула где-то внизу, разбившись. Убедившись после нескольких минут ожидания, что никаких звуков оттуда больше не доносится, он двинулся вниз. Осторожно, с опаской, с автоматом наготове. Облицованные мрамором ступени плавно спускались вниз.
Он пошел по ступеням. Странное чувство охватило его. Какая-то тоска и уныние, вдруг, накатили, а мысли странным образом стали обращаться вокруг когда-либо умерших друзей и врагов, подруг и любовниц. Тоска то накатывала, то отпускала, а мысли связанные с подвалом почему-то не шли. Он постоянно отвлекался, вспоминая то одного, то другого ушедшего к праотцам друга. К чему бы это? Но и обдумать этот вопрос тоже не получалось. Мысли все также возвращались в прежнее русло.
Помнится, он должен был испытать эти чувства, когда повстречался с Печальным Странником. Тогда почему получается все наоборот?
Он помотал головой, стараясь разогнать странные мысли. Но что-то не очень получилось.
Свет фонарика ударил в преграждающую путь дверь. Металлическую, по всей видимости герметичную, так как на ней присутствовал штурвал для закрытия. И она была закрыта. Кто бы здесь не прятался, он подготовился основательно, словно предвидя катастрофу заранее. А может, они все еще живы? Странная, конечно, и бредовая мысль, тем более, когда все вокруг мертвы…
Что ж, как-никак, но убедиться надо.
Антон подошел и дернул за штурвал. Тот с неожиданной легкостью повернулся. Ни скрипа, ни скрежета, только легкий шум механизмов внутри. Так же плавно она отворилась, открывая дорогу свету фонарика.
Сталкер долго прислушивался. Долго обдумывал, решая войти, или нет, пока какая-то левая мысль об умершей у него на руках недавно его любимой Машки не сбила размышления, заставив отвлечься…
Он опустил автомат и прошествовал прямо в помещение, занятый воспоминаниями о своей безвременно ушедшей любимой. И так еще несколько минут ходил по нему, не обращая внимания ни на что вокруг.
Наконец, Антон словно очнулся. Остановился резко на месте, будто потеряв нить, ведущую его, и огляделся по сторонам, светя вокруг фонариком.
Вот чумной баран! Вот идиот! Как же так можно бросаться вперед, не определив опасности? Не разведав обстановку? Да, что на него нашло сегодня!
Он с удивлением разглядывал необычную, просторную комнату. Необычную потому, что здесь все поверхности были покрыты зеркалами. Куда бы он ни направлял свой фонарик, отовсюду на него бил свет. Черт! Кто себя так любит, что готов смотреться в зеркало постоянно, всю свою жизнь, а, возможно, и смерть…
Кроме зеркал в комнате находились кожаные диваны, кресла, опять же зеркальные столы и шкафы. А также на полу валялось несколько высохших до не узнаваемости трупов, через один из которых он давеча, погруженный в мысли, перешагнул, даже не заметив этого.
Похоже, эти люди так и не дождались своего спасения. Глупо было бы… Никто не дождался. Но в отличие от этих, люди выжили пока еще лишь благодаря своему упорству, каждодневному труду и жажде жизни, а не сидели в ожидании своего спасения месяцы и годы, надеясь на других…
Антон, уже больше не думая о погибших здесь, прошелся по комнате, заглянул в стеклянные шкафы и тумбы, в поисках чего-нибудь интересного, но так и не найдя, почему-то подошел к зеркальной стене. И посветил фонариком на свое лицо, закрытое противогазом. Из-за мутного, слегка потрескавшегося стекла на него смотрели дикие, если можно так выразится, проницательные и настороженные глаза. Их окаймляли черные густые брови и целая сеть мелких морщинок, словно ему было не сорок три, а все шестьдесят. Да, давно они не виделись! Он и его отражение. Давно не разговаривали друг с другом, не общались…
Антон сдернул противогаз, желая рассмотреть все лицо. Когда ему еще вот так представится случай увидеть себя?
Два шрама пересекали левую щеку. Как же! Помним. Внезапное нападение вепря, притаившегося в тоннеле. Благо тогда он был не один… Резко очерченные скулы с куцей, кое-где не сбритой щетиной, и с крепко сжатыми губами. Прямой нос. Высокий лоб с обширным пятном ожога, от давешнего пожара на одной из станций, который еле потушили… И черные волосы, спутанные, грязные, вьющиеся…
М-да. Вот это абориген! Кто увидит — обязательно испугается. Но люди, наверное, ко всему привыкают. Вот и друг к другу привыкли. К вечно хмурым, грязным, неухоженным лицам, стареющим из-за нехватки света, кислорода, нормальной пищи и влаги, да еще и находящимся в постоянном напряжении, и ожидании близкой и неожиданной смерти. Страшной… Внезапной…
Все, хватит разглядывать свою рожу! Надо одевать противогаз и искать путь, чтобы уйти от собак. А то наверху наверняка уже ночь. И фиг с таинственностью этого сооружения. Какая ему, Антону, вообще разница, почему сюда не суются звери, почему здесь все так цело и нетронуто, и почему он здесь оказался. Надо валить отсюда любыми путями. Хотя…