Жизнь наизнанку

Какое-то время ничего не происходило. Тишина, спокойствие, тьма. Даже боль в голове исчезла, словно и не было того червячка, что с недавнего времени поселился в мозгу тридцатилетнего мужчины. Только музыка, странная, неестественная, тихая, катилась вокруг, обволакивала, вела за собой. Раньше Андрей ее не слышал. Теперь же она была осязаема, словно нечто материальное и имеющее оболочку. Говорят, что люди с обостренным слухом что-то слышали в этом перегоне. Но для них это была песня смерти, а его червячок наслаждался, как будто звуки, не унимающиеся в тоннеле между Проспектом и Сухаревской, несли умиротворение и покой. А сталкер так давно этого не имел.

Темнота озарилась пятнами: они вспыхнули впереди, что-то говорили, портили музыку и тьму, которая помогала ему быть самим собой. Как же эти яркие сгустки достали! Голова вновь взорвалась острой болью. Нет, не сейчас! Не теперь! Суки! Проклятые твари! Нельзя так оставлять это!

Шесть выстрелов — шесть лопающихся и исчезающих пятен. Как все же здорово вновь слушать тишину, которая поет, и видеть темноту, ощущать ее, гладить, обнимать…

Червячок зашевелился, вызвав новую волну боли, и Андрей пришел в себя. Его тут же затрясло. Что же он наделал! Пугающая картина явилась взору. Сухаревская, одинокий костер, шесть людей, так и не понявших, что происходит… Все мертвы. Он приставил пистолет к виску. Надо быть храбрым. Несколько долгих секунд он пытался надавить на курок. Но в голову влезла мысль, объясняющая все. Можно ведь и по-другому! У Волка созрел план. Срочный и верный. Все, что нужно — это взрывчатка! Много взрывчатки…

Но сначала домой, пока приступ не повторился. Не хочется причинить вред ни жене, ни ребенку. Кроме того, куда-то подевался автомат с вещмешком… Придется взять дома запасной.

* * *

Слава богу, в их бедной комнатушке никого, топчан заправлен, как и кушетка. Дочь в школе, а жена, видимо, на свиноферме. Это хорошо.

Быстро собрать вещи и обратно на Проспект Мира, пока болезнь вновь не взяла верх. Благо, походный мешок всегда собран. И «Эльку» не забыть, хотя на поверхность уже можно без нее. Все равно смерть… автомат не забыть, да со знакомым связаться в Ганзе, чтоб динамит нашел. У них там чего только нет.

Все. Выключить свет и, не задумываясь, и не оборачиваясь, на выход. Это надо сделать сегодня. Иначе можно не успеть. Либо грянет приступ и придется убить себя, либо червячок, засевший в голове, поймет, что к чему, и будет защищаться.

Андрей вышел из палатки и быстро зашагал по платформе. Желто-красная расцветка станции как нельзя раздражала. Главное — побыстрее свалить отсюда. Ни с кем разговаривать не стоит. Они не поймут, а с пистолетом в руках свою правоту доказывать не хотелось. Не так должен действовать правильный человек. А Волк считал себя правильным до невозможности.

— Андрюша! — ну вот, приехали! То, чего он так боялся, случилось. Сейчас крики, сопли, угрозы начнутся. Как же хотелось тихо исчезнуть из их жизни. Был муж, отец, — и нет, исчез. Все на местах. Поплакали бы недельку да и забыли. Теперь как? Непонятно.

Волк развернулся, посмотрев на Ирину. Она словно бы почувствовала и его настроение, и мысли. Женщина остановилась в нескольких метрах и заглянула в глаза мужа. И, кажется, все поняла. Чужие глаза. Совсем-совсем чужие.

— Не молчи, — прошептала она, — скажи что-нибудь.

— Мне пора, родная. — в глазах Андрея отразилось все. И бесконечная боль, что оставляет семью без кормильца, и нежелание смерти, и любовь, которой он так сильно дорожил. — Поцелуй за меня дочку.

— Не бросай нас, — тихо прошептала женщина. Ноги подогнулись, и она осела на гранитный пол Рижской. Не смогла даже заплакать. Лишь плечи сотряслись от тихих рыданий. Волк молча развернулся и, не оглядываясь, ушел со станции. Иначе все бы были в опасности и, в первую очередь, они — его любимые и родные.

* * *

— Да ладно! — кореш вытаращил глаза. За толстыми линзами очков это выглядело более чем комично.

— Не веришь? — Волк хмуро посмотрел на друга. — Зря не веришь, Вить. Зря!

— Ну, в это трудно поверить-то, хотя мне и доложили о твоем нездоровом поведении вчера на переходе, — мужчина пожал плечами. Глава хозяйственной службы Ганзы некоторое время молчал, изучая лицо наемника. Давыдов был другом сталкера с незапамятных времен. Именно он давал работу Алексею, человеку с Рижской, где такие люди, как он, были не востребованы. И Волк был ему за это благодарен. Но теперь пришло время уйти, и помочь опять же мог лишь Виктор. — Врачам бы показался, что ли.

— Сомневаюсь, что они в курсе, как эту заразу из меня вынуть, да и опасно все это. Очень опасно. Одна Сухаревская чего стоит! Поможешь?

— Экий ты скорый, аки паровоз! У нас в Ганзе не все так просто. Тут тротил выписывать надо через самого начальника. А это долго, можно неделю прождать.

— Нет у меня столько времени, Вить. Нет. Срочно нужно. Скажи ему, что зданьице одно рвануть надо, угрозу для вашей станции искоренить. Он меня знает, думаю поверит.