Второго января я приехала в Москву и вечером того же дня пришла в гости к Рейнам на Кировскую (теперь Мясницкая) и застала там Бродского. Мы сели обедать и стали расспрашивать друг друга, кто, где и с кем встречал Новый год и «вообще, как было?».
Я описала нашу вечеринку, а также перечислила известный мне народ на шейнинской даче в Комарово, в том числе – Мишу Петрова, Беломлинских, Диму Бобышева и Марину Басманову. Но что там произошло, я понятия не имела из-за скоропалительного отъезда в Москву.
Услышав, что Бобышев и Марина вместе встречали Новый год, Иосиф помрачнел, словно почуял что-то неладное. Несколько минут он просидел молча и вдруг заторопился. Отставил в сторону недоеденную тарелку, пробормотал, что его где-то ждут, и ушел.
Мы не забеспокоились, потому что смена настроения, а также внезапные исчезновения и появления были Бродскому свойственны.
Но в тот раз мы зря потеряли бдительность. Иосиф, вопреки здравому смыслу, уехал в Питер и 13 февраля был там арестован.
Бобышев, сразу по приезде Бродского домой, пришел к нему объясняться. Суть разговора известна только им двоим, но домыслы и вымыслы текли рекой.
Все соглашались на том, что Бобышев, из соображений порядочности, должен был мотивировать свой поступок внезапно вспыхнувшими, непреодолимыми чувствами к Марине. Другое объяснение было бы просто неприличным. А вот вспыхнули ли на самом деле эти чувства, вызывало сомнение. Дальнейшие отношения Бобышева с Мариной их никак не подтвердили.
Впрочем, повторяю: всё это не более чем домыслы. Только Бобышев с Мариной могли бы объяснить мотивы своих поступков. Но Марина предпочла молчание, а факты, изложенные Бобышевым в его малопристойном опусе «Я здесь», перевраны и перекручены. Выбранная им позиция обиженного гения вызывает, мягко говоря, недоумение. Впрочем, жизнь Бобышева – и творческая, и личная – оказалась настолько тусклой, что его можно только пожалеть.
Узнав об измене Бобышева, и мы, Штерны, – вслед за Шейниными, Петровыми и Беломлинскими – осудили его на долгие годы. Не потому, конечно, что были строгих правил, а потому, что Бобышев оказался косвенно повинным в том, что произошло с Бродским дальше.
Впрочем, и без помощи Бобышева отношения Иосифа и Марины вряд ли имели счастливое будущее. Смею думать, что, несмотря на попытки наладить общую жизнь, несмотря на приезд Марины к Иосифу в ссылку в Норенскую и последующее рождение сына Андрея, – их союз был обречен. Слишком уж несовместима была их душевная организация, их темперамент и просто «энергетические ресурсы». Для Марины Иосиф был труден, чересчур интенсивен и невротичен, и его «вольтаж» был ей просто не по силам…
В стихотворении «Келломяки» Бродский писал:
Отрицательное отношение родителей с обеих сторон тоже внесло свою лепту в распад их союза. Иосиф не раз жаловался, что Маринины родители – антисемиты, его терпеть не могут и на порог не пускают. В свою очередь, Александру Ивановичу и Марии Моисеевне очень не нравилась Марина.
Они этого не скрывали и с горечью повторяли: «Она такая чужая и холодная, что между ними может быть общего?» «Как будто у нее вместо крови по жилам разбавленное молоко течет…» – добавлял образно мыслящий Александр Иванович.
Когда родился Андрей, Марина отказалась дать сыну фамилию Бродский и записала его Басмановым. Иосиф был в совершенном отчаянии, мы вместе звонили адвокату Киселеву, спрашивая, можно ли на нее воздействовать в судебном порядке. «Воздействовать» было нельзя.
Мы утешали Иосифа, пытаясь объяснить ему, что Андрей не стал Бродским не из-за антисемитизма ее родителей. Просто в нашей стране Басмановым легче выжить, чем Бродским.
«Но могу я требовать, чтобы мой сын хотя бы был Иосифовичем!» – настаивал Бродский.
Уже взрослого сына Андрея Бродский пригласил в гости в Америку и очень волновался перед его приездом. Какой он? Что любит? Чем живет? Поймут ли они друг друга?
Иосиф был озабочен его здоровьем и попросил меня показать Андрея в Бостоне хорошему гастроэнтерологу. Я нашла «желудочную звезду», договорилась о визите, был назначен день и час… Иосиф благодарил, восхищался моей оперативностью, но… не привез сына и даже не позвонил.
На вопросы, подружился ли он с сыном и напоминает ли Андрей ему себя молодого, Иосиф угрюмо ответил: «Наши отношения не сложились».
Забавная деталь: Бродский позвонил нам перед отъездом Андрея домой в Питер посоветоваться, купить или не купить ему видеомагнитофон.
«Конечно купить, а в чем проблема?»
И вдруг Иосиф сказал въедливым голосом старого ворчуна: «А в том проблема, что он лентяй и ни хрена не хочет делать. Учиться не желает, ничем не интересуется… Марина его в школу на такси возила, чтоб убедиться, что он доехал…»
«Вы только послушайте этого золотого медалиста», – съязвил Витя.
Видеомагнитофон Андрею Иосиф, кажется, так и не купил.