Жизнь наградила меня

А год спустя, в 1958-м, он уже прославился «Еврейским кладбищем около Ленинграда» и «Пилигримами».

И все же на вопросы «когда же ты все-таки понял, что поэзия – твое подлинное призвание» Бродский, в зависимости от настроения, отвечал по-разному: «А я и до сих пор не понимаю», или: «С прошлой субботы», или: «Сравнительно недавно».

Наиболее вразумительный ответ он дал Евгению Рейну. На его вопрос «что тебя подтолкнуло к стихам», Бродский ответил: «…Году в пятьдесят девятом… в Якутске, гуляя по этому страшному городу, я зашел в книжный магазин и в нем надыбал Баратынского – издание "Библиотеки поэта". Читать мне было нечего, и когда я нашел эту книжку и прочел ее, тут-то я всё понял, чем надо заниматься. По крайней мере я очень завелся, так что Евгений Абрамыч как бы во всем виноват».

Таким образом, можно считать, что именно Якутия 1959–1960 годов оказалась для Бродского «началом пути»…

У меня есть маленькая память об Иосифе «якутского» периода. За два дня до отъезда в эмиграцию он подарил нам с Витей свою фотографию, сделанную летом 1959 года на якутском аэродроме. Стоит, расставив ноги, руки в карманах, на фоне летного поля с взлетающим (а может и садящимся) самолетом. На обороте надпись: «Аэропорт, где больше мне не приземлиться. Не горюйте».

В последующие годы мне несколько раз удавалось нанять его в качестве «консультанта» в институт Ленги-проводхоз, в котором я работала гидрогеологом. Заработок консультанта был мизерный, но все же лучше, чем никакого. Помню нашу совместную работу над проектом «Состояние оросительно-осушительных каналов Северо-Западных регионов РСФСР».

Мы мотались по Ленинградской области, обследуя километры каналов на предмет устойчивости откосов. Состояние их было плачевным. Они обваливались, оплывали, осыпались, зарастали какой-то дрянью. Я их описывала, Бродский фотографировал довольно профессионально. К тому же Александр Иванович разрешил пользоваться его аппаратурой. Помню, что при защите отчета было отмечено «высокое качество фотографий, блестяще подтверждающих описательную часть проекта». У нас даже возникла шальная идея заработать копейку-другую, написав сценарий для научно-популярного фильма об устойчивости оросительных каналов. Бродский придумал эффектное название «Катастрофы не будет».

Имелось в виду, что обвалившиеся откосы никого под собой не погребут. Мы написали заявку, и друзья устроили нам встречу с директором «научпопа», то есть Студии научно-популярных фильмов. Он при нас пробежал глазами заявку и сказал: «Это может пойти при одном условии: расцветите сценарий находками». Мы обещали «расцветить» и раскланялись, но на другой день идея сценария завяла из-за чудовищной скуки тематики.

Во время поездок по каналам я впервые услышала «Холмы» и «Ты поскачешь во мраке».

«Холмы» Бродский читал в тамбуре поезда, по дороге в Тихвин. Даже сейчас, почти полвека спустя, у меня перед глазами грязный, заплеванный тамбур с окурками под ногами и голос Бродского, перекрывающий грохот и лязг старого поезда.

Двадцатидвухлетний Иосиф был набит информацией из самых разнообразных областей знаний. Например, в этих поездках он просвещал меня, замужнюю даму и мать семейства, на тему «сексуальные разнообразия в Средней Азии». В частности, он живописно рассказал, как чабаны удовлетворяют свои сексуальные прихоти: «Они вставляют задние ноги козы в голенища своих сапог, чтоб не вывернулась, и…»

Но в длительные геологические экспедиции Бродский больше не ездил. Хотя попытки предпринимались.

Со времен юности он обладал еще одним редким даром – способностью абстрагироваться от реальной ситуации. Будучи целиком погружен в свои мысли, он не заботился ни о реакции собеседника, ни о его интеллектуальных возможностях.

Однажды он попросил меня устроить его на полевой сезон техником-геологом. О том, что из этого вышло, я написала этюд. Дала ему почитать, и он не спустил меня с лестницы. Итак,

Бродский – геолог

Давным-давно, когда Иосиф Бродский не был еще классиком, лауреатом премии фонда Макартура для гениев, лауреатом Нобелевской премии, американским поэтом-лауреатом, почетным доктором нескольких европейских университетов, кавалером ордена Почетного легиона и вообще не опубликовал ни единой строчки, – он зарабатывал на жизнь чем попало. Как Джек Лондон и Максим Горький.

Работал Бродский и рабочим на оборонном заводе, и кочегаром в котельной, и помощником прозектора в морге, и техником-геологом. На последнем, геологическом поприще, мы оказались коллегами, что наполняет меня понятной гордостью.

В 1964 году советская власть забеспокоилась, что Иосиф зарабатывает недостаточно и не может прокормить себя. Доказав этот печальный факт на двух судах, правители великой державы сослали Бродского в деревню Норенскую Архангельской области. По их мнению, именно там, нагружая самосвалы навозом, поэт сумеет свести концы с концами.