Жизнь наградила меня

И тут меня обуяла тревога. Как подступиться к Собчаку? О чем же я, эмигрантка, буду разговаривать с мэром? Впрочем, ведь долгие годы наша жизнь протекала в одном и том же городе, в одном и том же Ленинградском университете. У нас был один отдел кадров во главе с жабообразным тов. Катькало, одна поликлиника, один местком. Мы наверняка шагали в одной колонне на демонстрациях и толкались в одних и тех же буфетах за бананами и сайрой. Собчак – мой ровесник. Теперь это поколение называют шестидесятниками. Мы читали те же книжки, ходили на те же выставки, бывали на тех же концертах и спектаклях. Я надеюсь, мы найдем общий язык.

Огромная приемная Собчака в Смольном обставлена тяжеловесной дубовой мебелью. На полу персидский ковер, в центре – полированный круглый стол, на окнах шелковые портьеры, вдоль стен – книжные стеллажи. В приемной человек двадцать. Они сидят группами по углам, тихо переговариваясь друг с другом. Если все эти люди ждут Собчака, то мы попадем к нему около полуночи.

– Наталья Петровна, тут соблюдается живая очередь?

– Не беспокойтесь. Раз Анатолий Александрович сказал в шесть, значит в шесть.

На часах – 6.30, 7, 7.30. Борис откинулся в кресле, веки упали, как занавес в театре, – он спит. Мы с Натальей Петровной рассказали друг другу свои биографии. Она тоже юрист, работала в университете вместе с Собчаком.

Наконец около восьми вечера в приемной возникло турбулентное движение, из щелей выглянули и спрятались носы, зашаркали стулья, дубовая дверь отворилась – и в окружении свиты появился мэр. Приветственно кивая и кому-то выборочно подавая руку, Собчак прошествовал через приемную и скрылся в кабинете. Наталья Петровна просочилась через кордон, проскользнула за ним и через секунду, появившись на пороге, поманила нас пальцем.

Я несколько раз в жизни видела живых мэров. Как-то в Бостоне, на официальной встрече, сидела рядом с тогдашним мэром Флинном: усталые глаза, мятый воротничок, сбившийся на сторону галстук. С бывшим мэром Нью-Йорка Эдвардом Кочем даже присутствовала на обеде в честь сбора денег на нужды советского еврейства. Он похож одновременно на чьего-то еврейского дядюшку и на педиатра из моего детства, доктора Берлянда. С Дукакисом, бывшим губернатором штата Массачусетс, чуть было не ставшим президентом Америки в 1988 году, сталкиваюсь регулярно то в рыбной лавке, то в трамвае, то в знаменитом шмоточном магазине «Filene’s Basement». Майкла Дукакиса и его жену Китти русские эмигранты называют «грек из Одессы, еврей из Варшавы…».

Петербургский мэр их всех заткнул за пояс своим экстерьером. Рост, стать, барственная осанка, итальянский костюм.

Он едва заметно косил, и этот легкий физический недостаток придавал его лицу некую загадочность. У меня он вызвал щемящий прилив нежности – точно так же косил мой папа.

Собчак встретил нас с Борисом на пороге кабинета, пожал руки и извинился за опоздание.

– Я вас запланировал на шесть часов, но потом всё резко сдвинулось. Очередной конфликт с нашими придурками депутатами. Они хотят утверждать в должностях всех моих заместителей и руководителей комитетов. И еще желают распоряжаться городским имуществом. А на самом деле депутаты не должны распоряжаться имуществом и никого назначать. Депутатские решения – коллегиальные, и какими ошибочными или преступными они ни были, персональной ответственности за это не несет никто. А особенность исполнительной власти в том, что каждый отвечает персонально за свою сферу деятельности.

Я преподнесла Анатолию Александровичу два подарка: один – «для дела», другой – «для души». Для дела – телефонный аппарат в форме красной дамской лакированной туфли на высоком каблуке (новинка из модного тогда магазина «Sharper Image»), а для души – сборник Иосифа Бродского «Конец прекрасной эпохи».

Собчак полюбовался туфлей-телефоном, потом открыл книгу и прочел автограф.

– Молодец, Иосиф! Вы знаете, я Бродскому и звонил, и писал, чтобы пригласить его в Петербург. Ведь мое поколение помнит этот суд. Все эти люди живы и сегодня – и судья, и присяжные, и свидетели обвинения. Его приезд будет серьезным событием в жизни города. Передайте ему мое настоятельное приглашение. Скажите, что мы очень его ждем и постараемся, чтобы ему было интересно. Ведь я знаю по стихам, как он любит этот город!

Было очевидно, что Собчак и тронут, и польщен. А когда он узнал, что профессор Давидович, у которого он учился в университете, – мой отец, – «Сезам», действительно, открылся, и я получила безлимитный доступ к Собчаку и другим интересующим меня лицам.

Года два спустя стало известно, что Собчак лично законтактировал с Бродским. Он приглашал Иосифа в Питер и обещал окружить его царскими почестями: особняк на Каменном острове, личный кардиолог, встречи и приемы в его честь. Анатолий Александрович любил «блеск, и шум, и говор бала» и хотел сделать приезд нобелевского лауреата светским и культурным событием года.