Вряд ли вообще существуют ситуации, при которых невозможно прочувствовать время и желание жизни. Надо только на секунду вылезти из рутины и приостановить время. В нашем обществе к этому, конечно, люди не привычны. Даже священники говорят, что прихожане выдерживают не больше минуты молчания – затем шуршат, покашливают, показывая, что уже достаточно. Нужно учиться и досугу. Поэтому вот практическое предложение: выделите минимум полчаса в неделю на то, чтобы выйти из обычных жизненных будней. Если вы еще не пробовали так делать, вам будет определенно поначалу тяжело, но со временем отношение к ценности вашей жизни изменится – и, вероятно, даже появится шанс испытать что-то вроде вечности.
Несколько лет тому назад по телевизору показывали дискуссию между двумя крупными философами, Эрнстом Блохом и Габриелем Марселем. Обоим на тот момент было, пожалуй, больше восьмидесяти, и оба расходились буквально во всем. Это было вполне естественным – Эрнст Блох как марксистский философ постоянно говорил о значении общества. Габриель Марсель, католический философ-экзистенциалист, рассказывал о глубине индивидуального существования. Спор становился настолько горячим, что Габриель Марсель в запале ударил об пол своей тростью, а в какой-то момент настолько разволновался, что перешел на французский язык, что привело ведущего в отчаянное положение. Но тут произошло неожиданное. Ведущий задал простой вопрос: «А что же все-таки главное в жизни?» Тут оба старых мужчины задумались. Эрнст Блох набивал свою трубку и ничего не говорил. Габриель Марсель в кресле оперся на палку, смотрел напряженно вдаль и тоже молчал. В тишине ведущий спросил, существует ли все же в нашей жизни что-то вроде трансцендентного, потустороннего и может ли человек это испытать.
Старый Эрнст Блох выпрямился, отложил трубку и сказал с ясным взглядом, что трансцендентное существует. И его можно прочувствовать, вслушавшись в Девятую симфонию Бетховена. И Габриель Марсель, отчужденно глядя на своего ровесника, закивал с живостью, которая прямо-таки его омолодила. Да, сказал он, в поздних симфониях Бетховена проявляется вечность. И оба старика улыбнулись друг другу. Совершенно неожиданно они нашли нечто, объединяющее их взгляды. Казалось, что оба старика, умерших вскоре после выпуска той передачи, знали: то, в чем они сошлись, не было второстепенным, а являлось самым главным, тем, что было для них до последнего часа желанием жизни.
Захватывающая музыка уничтожает границы времени, и мы прикасаемся на миг уже в этой жизни к чему-то, что выходит за ее рамки. Сознание неповторимости испытанной узости времени не ведет к страху – слово «Angst»[20] происходит этимологически от «Enge»[21] – а через страх к бесконечности вечности. Вместе с тем становится ясно, почему вечность является чем-то совсем другим, чем идея смертельно скучной, безразличной и бесконечной жизни без желаний. Неудобство заключается в том, что к вечности нельзя приблизиться с помощью инструментов, которые мы применяем обычно, чтобы приобрести что-либо ценное. У вечности нет цены, вечность нельзя создать, вечность неконкретна и непонятна. Вечность просто случается, и то, что нас при этом охватывает, мы обычным восприятием не понимаем.
«Почему ты, собственно, любишь меня?»
Чувственное переживание вечности приближает к тому, что мы уже назвали важным в жизни и что обязательно для жизнерадостности. То же самое можно сказать о доверии или любви – они тоже важны, непонятны и не подаются определению, скорее наоборот. Пауль Вацлавик, которому я многим обязан лично, в том числе и этой книгой, в своем бестселлере «Руководство быть несчастным» очень увлекательно, но в то же время убедительно описал границы нашего мышления, которые мешают нам приблизиться к самому важному в жизни и тем самым становятся препятствием на пути к счастью.
Доверие и любовь, без сомнения, важны. Что происходит, когда доверие считают понятным? Если человек хочет сделать свой брак несчастливым, достаточно просто внезапно и неожиданно спросить: «Могу ли я, собственно, тебе доверять?» Любой ответ на этот вопрос неизбежно ведет к хаосу. Так как испуг пораженного партнера и раздраженное бормотание «да, естественно» тянут за собой, несомненно, следующие вопросы, например: «Тогда докажи это мне! Где ты был вчера в половине пятого?» Какой бы ни последовал ответ, этого будет слишком мало или слишком много, и отвечающий после многолетнего брака – по праву – будет так оскорблен, что именно то, о чем спросили, будет нарушено: доверие. Доверие нельзя доказать, о нем нельзя «знать», поскольку оно важно, а важное мы не можем осмыслить, – мы в нем должны быть уверены. Уверенность – это гораздо больше, чем просто знание, это недоказуемый, но во всем существовании ощущаемый плод человеческой жизни, непринужденно возникающий и поддерживающий жизнь.