Жизнь, которую мы потеряли

Я включил рекордер и попросил Карла начать с того места, на котором мы закончили в нашу последнюю встречу. И пока Карл рассказывал свои истории, я невольно разбивал их на более мелкую информацию, раскладывая ее точно кусочки пазла на столе. Затем я попытался соединить все эти кусочки, с тем чтобы понять, как такой монстр мог вообще появиться на свет. Какие события детства и отрочества заронили в его душу отравленные семена, которые в один прекрасный день взошли, сделав из него Карла-убийцу? Наверняка тут крылась какая-то тайна. Наверняка с Карлом Айверсоном случилось нечто такое, что сделало его непохожим на других людей, непохожим на меня. В первый день нашего знакомства Карл прочел мне проповедь о честности, и вот теперь он травил байки в духе «Предоставьте это Биверу»[6] о том, как его воспитывали, при этом явно скрывая страшный поворотный момент, который сдвинул его мир со своей оси и которого всем остальным было не дано понять. Мне захотелось крикнуть: «Брехня!» Но вместо этого я кивал, и подбадривал, и слушал, как он раскрашивает свою жизнь белыми, как яичная скорлупа, красками.

И вот, когда пошел уже второй час нашего интервью, Карл вдруг произнес:

– Именно тогда правительство Соединенных Штатов и пригласило меня во Вьетнам.

Ну наконец-то, подумал я, событие, которое может объяснить, как он стал таким монстром. Однако Карла явно утомили наши разговоры. Он положил руки на колени, откинулся на спинку инвалидного кресла и закрыл глаза. Я видел, как пульсирует шрам у него на шее, когда кровь проходила через сонную артерию.

– Вы получили этот шрам во Вьетнаме? – полюбопытствовал я.

Он задумчиво провел пальцами по шее:

– Нет, я заработал его в тюрьме. Один психопат из «Арийского братства» пытался отрезать мне голову.

– «Арийское братство»? А разве это не белые парни?

– Они самые, – кивнул Карл.

– А мне казалось, что в тюрьме представители одной расы стараются держаться вместе.

– Но только не тогда, когда ты осужден за растление малолетних, как я. Члены бандитских группировок вообще не держат за людей сексуальных преступников вроде меня.

– Не держат за людей?

– Сексуальные преступники – это самые слабые щенки в тюремном помете. Если тебе нужно посрать, ты срешь на этого щенка. Если тебе нужно заработать тату в виде слезы, чтобы показать, какой ты крутой, почему бы не убить щенка? Если тебе нужна сучка… ну, в общем, ты понимаешь. – (Меня внутри всего передернуло, но я даже виду не показал, чтобы Карл не заметил моего отвращения.) – Так вот, однажды, на четвертый месяц моего пребывания в Стиллуотере, я шел на обед. Это самое опасное время суток. Так как две сотни парней разом отправляются в столовую. И в этой толпе то и дело пускают в ход заточки. Поскольку никто не отслеживает, кто кого порезал.

– А разве там нет места, где тебя могут отделить от основной массы заключенных. Ой, как же это называется… Содержание под стражей в целях обеспечения безопасности или типа того?

– Это называется изоляцией. Да, я мог попросить изолировать меня, но не стал.

– Но почему?

– Потому что на тот момент я не слишком дорожил жизнью.

– И как вы заработали этот шрам?

– Там был один здоровенный бугай по имени Слаттери, который пытался склонить меня к… короче, он искал кого-нибудь, чтобы скрасить одиночество. Сказал, что перережет мне горло, если я не дам ему то, чего он от меня хочет. Я ответил, что он сделает мне величайшее одолжение.

– Значит, это он перерезал вам горло?

– Нет. У них все устроено по-другому. Он был босс, не исполнитель. Он велел пришить меня какому-то панку, парнишке, которому хотелось сделать себе имя. Я даже не видел, как это произошло. Просто почувствовал, как теплая жидкость течет у меня по плечу. Потом я поднес руку к горлу – рука покраснела от крови. Я тогда едва не умер. Меня заштопали и заставили согласиться на изоляцию. И я оставался в одиночной камере бо́льшую часть своей тридцатилетней отсидки: среди бетонных стен с утра до вечера. Так и свихнуться было недолго.

– Вы встретили своего «брата» в тюрьме? – поинтересовался я.

– Моего брата?

– Вирджила? Ведь его так зовут?

– Ах, ты о Вирджиле… – Карл сделал глубокий вдох, словно собирался тяжело вздохнуть, но от внезапной боли схватился побелевшими пальцами за поручни инвалидного кресла. Его дыхание стало частым и отрывистым, совсем как у рожениц во время родов. Потом, когда боль немного отступила, он сказал: – Я думаю… эту историю… мы отложим… на другой день. – Он помахал рукой медсестре, попросив дать ему лекарство. – Боюсь, я скоро засну… прямо сейчас.

Я поблагодарил Карла за то, что уделил мне время, взял рюкзак, рекордер и направился к выходу. У стойки администратора я ненадолго остановился, чтобы выудить из кармана бумажник и найти визитку Вирджила Грея. Настало время узнать версию единственного человека в мире, который верил в невиновность Карла Айверсона, услышать одинокий голос, пытающийся поколебать мою уверенность в том, что Карл Айверсон получил по заслугам. Когда я вытащил визитку, Джанет перегнулась через стойку и прошептала: