Читаем Жизнь Кольцова полностью

– Намедни, – не слушая полового, продолжал Сребрянский, – беру «Современник», открываю – и что же? Стихи Алексея Кольцова… Ну-ка, ну-ка… Фенька! – опять закричал Сребрянский. – Ведь это ж мое!

Свобода, свобода!..Где ж рай твой веселый?Следы твои страшны,Отмечены кровьюНа пестрой страницеШирокой земли…

Это я написал! Я! – Сребрянский в исступлении застучал кулаком по столу. – Феничка! – всхлипнул, запуская пальцы в растрепанные волосы. – Фенька! Пойми, друг…

– Господин! – снова подошел половой.

– Андрюша! – Феничка положил руку на плечо Сребрянского. – Ты пьян, брат… Пойдем!

Поднял с пола шляпу, отряхнул, нахлобучил на голову друга.

На улице была ночь. Медленно-медленно падали пухлые хлопья снега. Одинокими красноватыми глазками мерцали редкие уличные фонари.

Феничка молча обнял Сребрянского. Тот дрожал, у него стучали зубы.

– Постой… – сказал, преодолевая дрожь. – Я, брат… насчет Кольцова-то… все врал! Зависть и злоба… демоны черные! Он мне намедни… денег прислал… чтоб я в свою Козловку, к мамаше… на молочко! А я эти денежки-то… ах!

Какие-то странные лающие звуки вырвались из его горла. Феничка понял: плачет.

Утром он отвел его в академический госпиталь.

<p>5</p>

К концу 1837 года у Кольцовых накопилось столько больших и малых неразрешенных тяжб, что Алексею пришлось спешно выехать в Питер.

После того как Жуковский побывал в кольцовском доме, Василий Петрович крепко поверил в «Алешкину силу». Рассудив, что «Алешка все выправит», Василий Петрович стал довольно откровенно прижимать и мошенничать по своим торговым и, главное, – арендным делам, или «завираться», как говорили про него в Воронеже.

– Вы бы полегше, батенька, – посоветовал Алексей. – Этак ведь и вклепаться недолго…

– Да ай его превосходительство господин Жуковский не заступится? – подмигнул старик. – Ведь и то, сокол, рассуди: как торговому человеку без обману прожить?

– Я за ваши плутни просить не буду, – резко сказал Кольцов.

– Бу-удешь! – усмехнулся отец. – Тебе не просить нельзя…

И показал Кольцову дела: счета, долговые расписки, заемные письма – все было сделано стариком на имя Алексея.

Кольцов прожил в Москве две недели, всякий вечер бывая в театрах и концертах. Вместе с Белинским они видели Мочалова в «Гамлете». Все время, пока играли увертюру, Белинский потирал озябшие вдруг руки: он нервничал.

– Какой раз гляжу Мочалова в «Гамлете» и всякий спектакль боюсь… Мочалов – это недосягаемые взлеты и падения. Каков-то он будет нынче?

Наконец занавес поднялся. На сцене несколько воинов читали хорошо выученные роли. Потом появилось нелепое чучело – оно оказалось тенью отца Гамлета. Воин пожелал показать зрителям его призрачность и сделал вид, что пронзил его копьем. Кольцову сделалось смешно, он толкнул коленкой Белинского и вопросительно поглядел на него.

– Ничего, ничего, – шепнул Белинский, – подождите…

И вот вышел Мочалов.

В черном траурном платье, с лицом, полным человеческой скорби, остановился на краю сцены. Зал грохнул рукоплесканьями. Белинский сидел бледный, сжимая руку Кольцова.

А тот глядел на сцену и не верил своим глазам: минуту назад он видел холщовые колеблющиеся колонны и тряпичные небеса; ему был смешон воин, тыкающий копьем в чучело, нелепыми казались актеры, заученно выговаривающие свои роли. И вдруг небо стало настоящим, глубоким; мрачные колонны старого замка угрюмыми великанами уперлись в темный потолок… Что же случилось?

Сцена была пуста. Один, кажущийся всем безумцем, прижимая к груди руки, стоял несчастный принц.

Как? Месяц… Башмаков она еще не истоптала,В которых шла за гробом мужа,Как бедная вдова, в слезах…

«Каков Мочалов?!» – торжествующим взглядом спросил Белинский.

«Ах, да что ж тут спрашивать!» – вздохнул Алексей.

<p>6</p>

Как и в первый раз, после цветастой Москвы с ее голубым инеем, яркими морозными рассветами и запахом жареных пирогов, Петербург показался серым, скучным и недоброжелательным.

Московский попутчик уговорил Кольцова остановиться в номерах на Литейном.

Кольцов быстро переоделся и пошел искать квартиру петербургского журналиста Полевого. Еще в прошлом году Белинский послал ему большую статью о Гамлете и Мочалове. Полевой не ответил. И вдруг начало статьи появилось в «Северной пчеле». Это была неожиданно: Белинский не рассчитывал и не желал печататься у Булгарина. Кольцов должен был найти Полевого, обо всем расспросить его и подробно описать Белинскому все то, что скажет Полевой.

Была суббота, торговля заканчивалась раньше, чем обычно. Алексей зашел в первую попавшуюся книжную лавку и спросил адрес Полевого. Хозяин посмотрел в узкую длинную книжицу и назвал улицу и дом. Однако идти к Полевому показалось поздно, и Кольцов, решив отложить посещение его до понедельника, отправился к Сребрянскому.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии