Жизнь как жизнь и фэн-шуй в придачу

— Жанна Валерьевна, что с вами вчера было? Я даже испугался.

— Веня, все нормально. Вовка вчера правильно сказал: пить надо меньше.

— Как это?

— Да просто — нельзя мне пить. Знаете, бывают такие случаи: не желает организм принимать в себя алкоголь. Обидно, но — факт.

— А почему — обидно?

— Да потому, что всем же не объяснишь, почему ты сидишь как белая ворона и потягиваешь газировку, когда все веселятся. А народ у нас повеселиться любит. Вот вчера пришлось выпить. И результат — налицо.

— Так зачем же вы?..

— Веня, почти всегда проще выпить рюмку и закусить таблеткой, чем объяснить, почему ты не желаешь этого делать.

— Да нет, зря вы это. Нельзя вредить своему здоровью просто так. Из-за кого-то.

— Из-за чего-то. Из-за раковины.

— Да, а я спросить хотел, а почему вы меня не позвали? Я бы вам все сделал.

— Венечка, а вы что — умеете?

Вениамин обиженно насупился, и я тут же, устыдившись, поспешила исправиться:

— Да вы подумайте, с чего бы я стала разыскивать вас для решения своих проблем? Мне и в голову такое не пришло бы.

— Ну зачем вы так? Я же прихожу к вам со своими проблемами.

— Венечка…

Вот дура, чуть не сказала: ну какие у вас проблемы?!

— Венечка, вы же к нам просто приходите в гости. А кстати, как у вас дела с той девушкой? Понравилась она вам?

— Главное — маме не понравилась. Теперь на некоторое время — передышка, — он рассмеялся. — До новой невесты. Мама своих позиций не сдает!

Эх, права Людка. Надо же, оказывается, хорошо разбирается в людях.

— А вам-то, вам — как она? При чем здесь мама? А вообще, если я лезу не в свое дело — не отвечайте.

— Да нет, ну что вы, я же сам с этим к вам пришел. Знаете: девушка — как девушка. Кому-то, может, за счастье будет. Но мне-то этого не надо.

— Чего — этого?

— Да ничего: ни смотрин, ни жены, ни семейной жизни.

— Вообще, что ли? Веня, вы что? Человеку нужна семья.

— Зачем?

— Чтобы не быть одному.

— А вы — почему одна? Ой, простите, я понимаю. Но вы же не спешите создавать новую семью. Вы же остаетесь одна.

— Это — другое дело. Я — не одна, нас много.

— Да, но это же — не совсем то. Вы же понимаете, о чем я.

— Понимаю. Знаете, Веня, я — дура. Я не хочу связываться с кем попало, просто, чтобы рядом кто-то был. Годы замужества я уже отработала. В существование «родственной души» я уже не верю. А притираться, насиловать себя — уже не хочется.

— Вот и я — дурак. Но про родственную душу… Это вы из Баха, да?

— А вы его читали?

— А — вы?

Мы дружно рассмеялись. Эх, Венечка — Венечка, и где ты был раньше, двадцать лет назад? Хотя — где был… В школу ходил! В то время, когда я бегала на свидания со своим бывшим супругом, ты учил уроки и смотрел «Спокойной ночи, малыши». А жаль…

— Знаете, а я понимаю вашу маму. Мне, вот, тоже захотелось познакомить вас с какой-нибудь симпатичной девушкой…

— Вам? А вам-то — зачем?

— Жалко, хороший парень пропадает.

— Хм, а я — хороший?

— Хороший. Не улыбайтесь, правда-правда, хороший. Вы очень симпатичный человек, Веня.

— Ага, особенно — нос.

— А при чем здесь — нос?

— Характерный.

Минуту я соображала. Доходило, прямо как до жирафа. А потом разозлилась.

— И что вы этим хотите сказать? Носитесь со своей национальностью, как курица с яйцом.

— Я не…

— Что — «не»? Вы посмотрите: вы всюду умудряетесь ввернуть тот факт, что вы — еврей. Такое чувство, что все человечество что-то вам за это должно.

— Вот видите, и вы уже…

— Что — уже? Веня, ну, грузину, там, или армянину пришло бы в голову вспомнить про свой «нос»? Да никогда! Разве что — с искренней гордостью. Искренней! А вы — зачем? Значит, вы тоже кичитесь национальностью? Или чтоб лишний раз напомнить, что вас надо жалеть?

— Вы не понимаете…

— Это вы не понимаете! У меня скоро комплекс возникнет в общении с вами, оттого, что я — не еврейка. Веня, так я — не виновата в этом! Я такой родилась. Я что, от этого — более плохой человек?

— Вы все с ног на голову поставили!

— А ничего подобного! Веня, я же не жалуюсь вам, что нос — не такой, что талия потерялась, что в зеркале себя уже лет двадцать видеть противно? Нет. Почему? Потому, что когда человек жалуется, он рассчитывает на утешение. А еще — акцентирует внимание на предмете жалобы. Мне, может, и приятно было бы, если б вы сказали: «Ну что вы, Жанна Валерьевна, это зеркало такое плохое попалось, а вы вполне приемлемо еще выглядите». Но я же не хочу, чтоб вы присмотрелись ко мне повнимательнее, сравнили с телевизионными красавицами и вежливо выставили очень натянутую «троечку» с двумя минусами. Я и сама себе эту «троечку» поставлю, и минусов добавлю. Но — сама себе.

— Жанна Валерьевна, да вы что… Вы — очень симпатичная, красивая женщина…

— Вот, Веня, вот. Это то, о чем я говорю. Вначале язык, с трудом поворачиваясь, вынужден сказать «симпатичная», потом воспитание заставляет исправиться на «красивую». А не заведи я разговор на эту тему, врать бы не пришлось. И всем было бы легче.

— Да ну что вы говорите такое! Я как-то вообще никогда не воспринимал вас по внешности.

— То есть все так плохо, что лучше и не воспринимать?

— Да нет же, просто я с вами общаюсь на человеческом уровне.