Жизнь как жизнь и фэн-шуй в придачу

— Сейчас ты у меня завизжишь, козел недоделанный!

— Сама коза! Трусиха!

— Я не трусиха! Дохлая — это противно! Мама, я его убью!

— Вовка, открой дверь, я тебя сама сейчас убью!

А сильный мальчик вырос. Мы вдвоем не можем сдвинуть его с места.

— Ладно, — вдруг совершенно успокоилась Ксюха. — Мама, скажи ему, чтоб он тебе дневник показал.

— А в чем дело? — заинтересовался Вовка из-за двери.

— А у него сегодня три «двойки» и замечание от директора. Тебя опять в школу вызывают. Мне девчонки из его класса рассказали.

— Чего врешь? — оскорбился братец. — Нет у меня никаких «двоек». И замечаний.

— Да? А чего ж ты тогда дневник не несешь? Боишься, да? Мама, он тебя обманывает!

— Сейчас принесу. Сама посмотришь.

Вовка бросил дверь и помчался за сумкой, а Ксюша, против всякого ожидания, не бросилась за ним следом с воплем команчей, а спокойно прислонилась к стеночке, поигрывая улыбочкой Джоконды.

— А-а-а-а!.. — раздалось из коридора. — Мама, я ее сейчас придушу!!!

Ксюшка быстренько шмыгнула за спину Сереги, справедливо полагая, что на незнакомого человека Вовка кидаться не станет.

— Ну что еще? — кажется, это я сейчас их поубиваю. Причем — обоих. И любой суд меня оправдает.

— Мама! Она мне жаб подсунула!

— Дохлых?

— Живых!

— А чего ж ты кричишь?

— Да, а если б на тебя из твоей сумки жабы прыгать стали?!

— Их что — много?

— Три! Я эту дуру убью!

— Где они?

— Кто?

— Да жабы твои.

— Вон, по коридору прыгают!

— Лови немедленно!

— Пусть она ловит!

— Да?! А чего это я должна? Тогда я тебе твою крысу принесу и за шиворот засуну!

— Это мышка!

— Все!!! Оба!!! Вдвоем!!! Ловите лягушек и отнесите их в речку!

— Ты что?! — Тут уж заорали оба, в один голос. — Какая речка? Они же замерзнут!

— А где ты их взяла?

— У биологички в аквариуме.

Все. Теперь меня еще и к биологичке вызовут.

— Немедленно ловите жаб!!!

Вытолканные из кухни дети, доругиваясь, пошли ловить земноводных. Слесари подали первые признаки жизни. Надо сказать, что за все это время они не то, что не сказали ни слова — они не пошевелились.

— Да-a, весело у вас, — протянул Серега. — Не соскучишься.

— Это что… Сейчас еще двое придут. Станет еще веселее.

— А мы, пожалуй, пойдем, у нас дел еще — во! — по горло. И начальство не дремлет. Звони, ежели чего.

И оба кандидата на роль моего мужа (или сожителя, что там они думали по этому поводу) тихо просочились наружу. Интересно, а как они представляли себе совместную жизнь с чужими детьми? Мои ведь еще, все так говорят, — хорошие дети, почти идеальные. А существуют же и плохие…

Господи, как же мне было плохо! Голова раскалывалась так, будто изнутри по черепу били железными ломинами. Глаза можно было только чуть приоткрыть — вместе со светом в голову вливался мощный поток боли. Эту часть тела сейчас нельзя было сравнивать с хрустальной вазой, требующей бережного обращения. Нет, если уж сравнивать, то — с хрустальной вазой, к которой со всех сторон протянуты тонюсенькие сверхчувствительные ниточки, соединенные с минами. С оч-чень чуткими детонаторами. И буханье в висках — это тиканье часовых механизмов. Чуть повернешь голову, чуть скосишь глаза — взрыв.

Вот дура. Идиотка. Знаю же, что пить мне нельзя ни в коем случае. И не пью ведь. Но поди ж ты: «Обидишь пролетариев!». Эти пролетарии, небось и не почувствовав выпитого (что им на двоих-то!), пошли дозаправляться под ближайшим гастрономом. А я подыхаю от приступа мигрени. И ведь знала, знала же, что будет именно так. Не в первый раз. И всегда я пытаюсь отказываться, и всегда эти мои хиленькие попытки сопротивления не выдерживают мощного давления окружающих. И всегда я потом расплачиваюсь за свое идиотское слабоволие.

Ну ладно — на работе. Всяческие дни рождения, праздники и прочие подвернувшиеся даты… Идти наперекор воле подвыпившего и разгулявшегося коллектива, в котором ты проводишь большую часть своей жизни, практически невозможно, да и — себе дороже. Но сейчас, сейчас-то… Что мне эти сантехники, которых я никогда не видела и, надеюсь, никогда больше не увижу? Да пусть бы обижались себе хоть сто пятьдесят раз! Не умеешь сказать «нет» — значит, так тебе и надо!

Господи! Как же громко они там хохочут! То, что не ругаются, а смеются — уже спасибо, но нельзя же так громко!

Как я добралась до кровати и отключилась — я не помню. И сколько времени прошло. Немало, наверное: за окнами уже темно. Правда, сейчас темнеет уже в четыре часа, но закончили-то обед часа в два. Ой, а Тошка пришел домой? Надо сползти с кровати и проверить.

Кое-как я добралась до выключателя. Яркий свет долбанул по глазам новым приступом боли. Так, теперь — съесть три таблетки анальгина и ждать, когда «само пройдет». Всклокоченная и несчастная я выползла на кухню и застала там всю компанию, с Вениамином в придачу. Выбрал же время для визита! Смех смолкает и все поворачиваются ко мне.

— Мамуль, ты уже встала?

— Жанна Валерьевна, что с вами? Вам плохо?

— Ну, ты даешь, мамочка! Пить надо меньше!

Не говоря ни слова (а что им говорить-то?), я подхожу к крану, наливаю в чашку воды, запиваю анальгин и ухожу в свою комнату ждать, когда же пройдет эта дурацкая голова.