По дороге он проходил мимо дома, где он раньше жил, и, найдя, что хозяин умер и совершались погребальные церемонии, он пошел туда, чтобы выразить соболезнование и поплакать. Когда он выходил, то приказал Цзы Гуну взять одну из лошадей и его экипаж и дал это в виде взноса на расходы, вызванные погребением. «Вы никогда не делали подобного, – возразил ему Цзы Гун, – при погребении кого-нибудь из ваших учеников. Не слишком ли велик подарок в данном случае?» «Когда я пошел туда, – отвечал Конфуций, – то мое присутствие вызвало взрыв печали у главного плакальщика, и я присоединился к нему со слезами. Я не люблю вспоминать о моих слезах, если при этом не было что-нибудь сделано. Исполни же мое желание, дитя мое»[34].
Достигнув Вэй, он поселился с чиновником, о котором дается очень хороший отзыв в «Разговорах»[35]. Но в этот период времени он не долго оставался в государстве. Герцог вскоре женился на девушке из дома Сун, известной под именем Нань-цзы, прославившейся за ее интриги и дурное поведение. Она искала свидания с мудрецом, на что тот неохотно согласился. Без сомнения, он и в мысли своей не допускал сделать какое-нибудь зло, но Цы Лу был чрезвычайно разочарован, что учитель его мог находиться в обществе такой женщины, и Конфуций, чтобы разуверить его, поклялся, говоря: «Если я сделал что-нибудь нечестивое, то пусть отвергнут меня небеса»[36]. Он, однако, не мог оставаться при таком дворе.
Однажды герцог поехал по улицам своей столицы в экипаже с Нань-цзы и заставил Конфуция следовать за ним в другом экипаже. Вероятно, он намеревался почтить философа, но народ увидел все несоответствие катающихся и закричал: «Порок впереди, добродетель сзади». Конфуцию стало стыдно, и он сделал такое замечание: «Не видел я ни одного, кто любил бы добродетель так же, как он любит красоту»[37]. Ему неудобно было оставаться в Вэй, он оставил его и направился в Чжэн.
Чжэн, который составлял часть теперешней провинции Хунань, лежит к югу от Вэй. Проехав небольшое государство Цай, Конфуций приблизился к границам Сун, и даже имел намерение попасть туда, но случился инцидент, который нелегко понять из того, как он передается, но который дал повод произнести замечательное изречение. Конфуций исполнял обряды со своими учениками в тени большого дерева. Хуань Туй, злой чиновник Суна, услышал об этом и послал толпу людей срубить дерево и убить философа… Ученики были очень встревожены, но Конфуций заметил: «Небеса произвели добродетель, которая находится во мне; что же может сделать Хуань Туй со мной?»[38]
Все они избегли опасности, но, кажется, уехали к западу в государство Чжэн. Прибыв к воротам, Конфуций нашел себя отделенным от своих последователей. Цзы Гун явился в государство еще до него, и один из жителей Чжэна рассказал ему, что у восточных ворот стоит человек, у которого лоб как у Яо, шея как у Гао Яо, плечи его так же высоки, как у Цзы Чаня, но он немного ниже Юя, у него вообще вид заблудившейся собаки. Цзы Гун узнал, что это был его учитель, поспешил к нему и повторил, к его большому удовольствию, то описание, которое он слышал от этого человека. «Телесная внешность, – сказал Конфуций, – это пустяки, но что я был похож на скитающуюся собаку, это великолепно!»
Они не долго оставались в Чжэн, и в конце 495 года Конфуций был уже в Чэнь.
Весь следующий год он оставался там, живя у начальника городской стены, очень достойного чиновника, но мы не имеем никаких сведений о нем, которые стоило бы здесь передавать[39].
В 493 году до н. э. Чэнь испытал много волнений вследствие нападения со стороны У, большого государства, и Конфуций решил направиться в Вэй. По дороге он был задержан в месте, называемом Пу, в котором находился восставший против Вэй чиновник; для того чтобы его выпустили, он должен был обещать, что не пойдет туда. Тем не менее он продолжал прежний путь. Когда Цзы Гун спросил его: «Разве правильно нарушать клятву, которую он дал?» – он отвечал: «Это была вынужденная клятва, духи таковой не слушают»[40].
Герцог Лин принял его с честью, но не интересовался его уроками, и Конфуций, говорят, тогда стал так жаловаться: «Если бы нашелся кто-нибудь из князей, кто взял бы меня на службу, то в течение двенадцати месяцев я сделал бы что-нибудь замечательное, а в три года управление было бы совершенно»[41].