Читаем Жизнь и судьба: Воспоминания полностью

Вспоминаю, как Игорь Аркадьевич помогал хоронить Валентину Михайловну, все труды на себя взял, да и потерял по своей рассеянности важные документы, что привело к большим осложнениям в дальнейшем. Страстная, мятущаяся, неуемная душа наш бедный Игорь Аркадьевич, русский человек на всегдашнем распутье. Как быть? Что делать? Жизнь загубленная, талант погибший.

…А пока каждый год, весной, Валентина Михайловна начинала разыскивать дачу, где бы можно спокойно провести летние месяцы. Меня же мудро отсылала к маме на Кавказ, да еще и следила, чтобы я не засиживалась в городе, а обязательно поездила, посмотрела красоты любимого Лосевыми Кавказа, о котором столько я наслушалась рассказов. Как они были правы, Валентина Михайловна и Алексей Федорович, отсылая меня путешествовать в те времена, когда я еще особых забот не имела! Читать лекции — разве это забота, это одно удовольствие, даже если ты должен в 6 или 8 часов изложить всю античную литературу для бедных заочников.

Пока же мы с дядюшкой моим ездили по окрестностям Владикавказа, в ингушские места, в Солнечную долину — Армхи (Сталин ингушей всех выселил в 1944 году), где стоят сторожевые средневековые башни, а брошенные дома заросли высокой травой и цепким кустарником, через который не продерешься. Неприятно и даже страшновато рядом с этими мертвыми домами, будто кладбище, где похоронили живых людей. На всю жизнь с болью запомнилось.

А вот в Кобани, где на высоком плато настоящий Мертвый город древних аборигенов (в изучение Кобанской культуры мой дядя профессор Л. П. Семенов внес значительный вклад своими трудами), совсем не страшно, хотя все плато усеяно маленькими каменными домиками, где покоятся кости, черепа и нехитрые глиняные горшки тысячи лет тому назад исчезнувших обитателей.

То мы едем по Военно-Грузинской дороге в Ларс, где живут кунаки наших родителей, а мама снабжает в дорогу корзиной с припасами на всякий случай. То бродим по ближайшим окрестностям, по так называемой Сапицкой будке, заросшей густым лесом. Переваливаем через гору по бездорожью, через чащобы, по следам мчавшихся здесь когда-то потоков грозовых ливней. Устраиваем привал вблизи селения Чми, в пользующейся плохой репутацией Воровской балке. И пока все поедаем вкусные бутерброды, я сочиняю смешную песенку о нашем храбром друге Викторе (мамином воспитаннике), верном спутнике в походах: «Милый Витя на пригорке, до чего же ты хорош, как у стража глаз твой зоркий, а в руках блестящий нож. Охраняешь от бандитов в этой балке воровской. Ах, зачем, зачем убита жизнь моя твоей тоской».

Делаем более далекие путешествия, с ночевками у кунаков или в турбазах, в Трусовскую, адскую теснину, где висит железный ящик на отвесной скале, и, чтобы задобрить злых духов, надо бросить в этот ящик монеты. Мы, конечно, не верим в этих духов. Но в полном одиночестве под мрачно нависшими скалами, смущенно посмеиваясь, бросаем монеты в звонкий ящик. А Терек мчится с другой стороны узкой тропы (мы идем к истокам Терека, хотим дойти, но не дошли) — только ослик по ней пройдет. Говорят, что потом эти деньги пойдут на варку пива к празднику святого Георгия, 28 августа, совпадающему с Успением Богоматери.

Тбилиси и Грузия от меня не уйдут. Я все время туда постепенно приближаюсь. На вокзал меня провожала Валентина Михайловна — билет привезли по протекции академика А. И. Белецкого некий академический чиновник — Николай Николаевич Соболев и Юдифь Каган; купе мягкое, халат красивый, шелковый, настроение бодрое — диссертация защищена успешно, работаю в МОПИ. В письме от 27 июля 1950 года сообщаю о двухдневном путешествии в Казбек (а это уже Грузия) вместе с Миночкой и кузеном Наликом (Леонидом), о подъеме к монастырю, о влюбленном майоре МВД. Но тут же опять вмешивается непременный быт, ссоры с мамой, как только она заводит речь о платьях и ухаживаниях. (Почему не выходишь замуж? Ты цены не знаешь себе, дура!) Да еще настоящая «схватка» (так я и пишу) из-за старшего брата, Хаджи-Мурата, или просто Мурата, чей сын замучил маму и чья жена Лида — предел мещанского счастья. Не могу я выносить всю эту бытовую пустоту. Жизнь в доме у мамы «бьет ключом». То какие-то влюбленные молодые люди (имеется на выданье моя сестричка, но никто ее не привлекает), то куча московских родственников, проездом на юг. Прямо настоящий караван-сарай. Да еще мне шьет новое пальто хороший портной (не портниха!).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии