Жизнь и смерть генерала Корнилова

Стало еще темнее и с трудом можно было различать предметы. Только сверху была видна полоса уходившего куда-то вдаль неба, напоминавшая собою реку. Измученные люди стали нервничать и ругать Рененкампфа за то, что он не поставил маяки. Были слышны отдельные голоса среди джигитов, говорившие, что бояр слишком мягок с офицерами полка и что он должен был прибрать их к рукам сразу, как только сел на лошадь. Назначать же офицеров в таких случаях должен был он сам, а не поручать командиру полка, с которым никто не хочет считаться.

– Не забывайте, что Уллу бояр наш гость и поэтому он не желает распоряжаться чужой кухней! – успокаивал я нервничавших, подъезжая к ним.

Проехав два часа, мы заслышали впереди стук колес.

– Стой! Кто едет? – спросил Верховный, остановив ехавшего.

– Я – батюшка из села Красновичи! – был ответ.

– Батюшка, скажите, пожалуйста, как надо ехать на Унечу? – спросил Верховный.

– В Унечу? – удивленным голосом переспросил батюшка. – Вы уже давно проехали ту дорогу, которая ведет в Унечу! – ответил батюшка.

– Как проехали? – в свою очередь удивился Верховный.

– Да так! Ведь вы, наверно, заметили дорогу, идущую влево в начале леса? Да? Вот это и есть дорога на Унечу! – пояснил батюшка и, попросив разрешение, поехал дальше на своей паре по направлению Красновичей.

Возмущенный до глубины души распущенностью прапорщика Рененкампфа, не говоря ни слова, Верховный приказал командиру полка повернуть полк назад. Проехав назад два часа, ровно в десять мы поехали по дороге, идущей влево и указанной батюшкой. Ехать по этой дороге было почти невозможно, так как она была очень узкая, да к тому же она скоро прекратилась, и мы двинулись вперед на авось. Лошади проламывали лед и начали проваливаться в воду. Оказалось, что мы ехали по болоту, покрытому льдом и снегом. Люди спешились и, проваливаясь в воду, которая через мгновение превращалась в ледяную кору на их одеждах, двигались вперед. Наконец, после тяжелой часовой ходьбы, мы влезли в такую чащу, что двинуться вперед не было никакой возможности. Верховный, поручики Конков, Салазкин и я, пошли вперед со спичками искать дорогу, но не найдя ее, через некоторое время возвратились.

– Назад! – раздраженно приказал Верховный и сам пошел вперед.

Повернув лошадей, мы с трудом возвращались по уже пройденному кошмарному пути, пока, наконец, вновь выбрались на главную дорогу. Было около 12 часов ночи.

– Хан, поезжайте в Красновичи и привезите из первой попавшейся избы мужика! – приказал Верховный.

После часа езды я с четырьмя джигитами приехал в село Красновичи, которое, погруженное во мрак, спало мертвым сном. Собаки с лаем набросились на нас. Я постучал в дверь хаты, стоявшей на самом краю деревни.

– Кто там? – послышался сонный и недовольный мужской голос.

– Мы! – ответил я.

– Кто же это «мы»? – спросил тот же голос.

– Открывай, есть к тебе дело!

– Какое там дело ночью? Кто вы такие?

– Открывай же, а то взорвем твой дом, черт тебя возьми! – крикнул я ему, выведенный из терпения.

Мужик немедленно открыл.

– Ну, чаво вам надобно? – произнес он, почесывая затылок.

– Садись скорее на лошадь. Поедешь с нами показать дорогу на Унечу. За это получишь пять целковых! – обещал я мужику.

– Нету! Я не поеду, и денег мне не нужно!

Не успел он произнести эти слова, как два туркмена, схватив его, посадили на лошадь. Увидя это, его жена заплакала и притащила ему полушубок и шапку с рукавицами, который на него одели туркмены.

Не доезжая до леса, мы встретили Верховного, возвращавшегося с полком в Красновичи.

– Везите, Хан, его обратно! Мы будем ночевать в Красновичах! – приказал Верховный, увидев меня с мужиком.

– Слышь, земляк!.. – взмолился мужик, когда я собирался было ехать обратно.

– Что тебе нужно? – спросил я его.

– Прикажи этим дьяволам, чтобы они мои ноги-то развязали. А то больно веревка-то режет…

Оказалось, туркмены, посадив его на лошадь, успели связать ему ноги под брюхом лошади, чтобы мужик не соскочил.

– Мы, Хан Ага, с ним поступили, как с персом! – пояснили мне джигиты, смеясь.

Мужика мы везли с собой. Завидя дом, он, набравшись смелости, обратился ко мне:

– А что же пять целковых-то, барин?

Получив деньги, он успокоился и, лишь посматривая на джигитов, говорил:

– Эй вы, дьяволы, а как ловко посадили меня-то на лошадь!

Войдя в избу и увидя, что жена его все еще плачет, он, успокаивая ее, говорил:

– Ну, чаво, дура, плачешь? Разве не видишь, что я вернулся?! Получи деньги, да сосчитай!

Верховный решил остановиться у священника. Войдя в дом, он начал укорять священника за то, что тот направил нас по ложному пути, и рассказал, как было. Священник, широко открыв глаза, уверял Верховного, что это был не он.

– Нет, я никуда не ездил. Я весь вечер был дома! Быть может, это был священник из другого села или наш дьяк? А ну-ка, пойди узнай, дома ли он? Если дома, то позови его сюда. Скажи: «Вас батюшка просит!» – добавил он, посылая сына за дьяком.