Жизнь и смерть генерала Корнилова

– Вот видите сами, Хан, как ее предотвращают, – так, что мы с вами сидим здесь!.. Все это работа немецких рук и их ставленников! Боясь нашей армии, немцы разложат ее окончательно. Еще есть время и надежда спасти армию и страну из рук этих подлых людей и от коварных замыслов кайзера. Но нужно спешить. Ах, негодяй, негодяй! – произнес он, очевидно, по адресу нового «диктатора» России, войдя в свою комнату.

Сосредоточенно пройдя несколько раз из угла в угол почти пустой комнаты, он опять вышел в коридор и спросил меня о Реджэбе, а также и о том, как разместились джигиты и георгиевцы.

– Я не могу выйти отсюда, чтобы посмотреть, как разместились люди, как живут и чем питаются. Вы будьте добры, сами завтра обойдите их и, если что не так, скажите мне.

В это время показался Реджэб.

– Эй, Реджэб батыр, готов ли, наконец, твой чай? Я думал, что тебя увели персы! – обратился к нему на туркменском языке Верховный.

Реджэб, услышав слова Верховного, так сильно расхохотался, что разлил половину чая, с трудом им вскипяченного. Верховному и мне пришлось унимать его, боясь, что своим смехом он разбудит спящего Кзыл Юзли.

– Эй, бояр! – проговорил Реджэб, ставя чайник на стол. – Ты сам говоришь, что я батыр, а как же персы могут увести батыра?! Текинца они увести не могут… Сам Аллах создал этот народ для того, чтобы текинцы уводили их и продавали.

– Конечно, конечно, я знаю, что туркмены – батыры! – смеялся Верховный, не ожидавший такого ответа.

– Ты, Реджэб, хотя бы один раз в сутки вызывал Верховного на смех так, чтобы он засмеялся от души! Ты должен знать, что веселый смех – залог бодрости! – советовал я ему, когда он вышел в коридор.

– Я, Ага, так и делаю. Вчера он, когда я после обеда подавал чай, спросил об обычаях туркмен при женитьбе. Я ему рассказал одну историю из моей личной жизни. Слушая, Верховный хохотал до слез, – говорил сметливый Реджэб.

После этого мы не спали и, совершив омовение с Реджэбом, помолились, а потом сошли вниз в караульное помещение пить зеленый чай с Баба Ханом, который в эту ночь был дежурным.

– Хан, дорогой друг! Пока мы вблизи Уллу бояра, если, конечно, Аллах не отнимет душу у нас раньше, чем у Верховного, мы общиплем крылья той птице, которая дерзнет перелететь над головой Верховного. Не беспокойся, я тебе в этом даю слово Баба Хана! – говорил он, успокаивая меня, когда я просил его быть бдительным в моем отсутствии.

Я таким и знал Баба Хана по совместной службе в эти черные дни. Я верил ему и любил его.

Уезжая из Быхова в Могилев, я всегда сам себя успокаивал, говоря, что слава Аллаху – в Быхове находятся Натензон, Баба Хан и Мистулов, а на небе – Сам Всесильный Аллах, значит, нечего беспокоиться за судьбу узников.

Спустя неделю после нашей ночной беседы с Верховным я должен был взять на себя обязанность служить живой связью между узниками и внешним миром. Узники были обрадованы тем, что эту задачу Верховный возложил на меня, и каждый из них, не утая ничего от меня, без всякого стеснения, как своему родному давал поручения. Получая от узников письма и устные поручения, я выезжал из Быхова в Могилев на своем сером жеребце, который делал аккуратно 40 верст в четыре часа. К одиннадцати часам я приезжал в Могилев и сейчас же отправлялся в Ставку, заходил к семьям заключенных, вручая им письма и получая от них ответы, делал покупки, бывал в полку у Сердара, а вечером опять ехал в Быхов, но уже на моем булане, который ухитрялся делать это расстояние в 3 часа 50 мин. Возвращаясь поздно вечером, поделившись с Верховным впечатлениями о Могилеве, Ставке и о полке и собрав поручения на завтра, я тотчас же отправлялся спать и засыпал как убитый. А рано утром снова в путь, и снова то же самое, что и вчера. Больше всего времени я тратил на поездку на вокзал, до которого от центра города было довольно далеко. Нужно было не опоздать, чтобы вовремя атаковать молодую газетчицу. Говорю «атаковать» потому, что приходилось брать газету с боем. Время для России было очень интересное, и читать обывателю было что. Особенно пассивного обывателя интересовала судьба узников и дальнейшая роль самого «диктатора». Поэтому за полчаса до прихода поезда стекалось на вокзал такое количество народу, что если заранее не занять удобную позицию, останешься без газеты. Чтобы не приезжать в Быхов с пустыми руками, мне приходилось ехать на вокзал за час до прихода поезда и выбирать позицию, чтобы первым вцепиться в газеты раньше самой хозяйки и на лету кричать ей о числе захваченных газет, чтобы завтра расплатиться. Получив самое главное – радость победы, я уже спокойно ехал в город, чтобы быстро все покончить, а затем спешить в Быхов.

Разумеется, эти поездки были не из легких, и Верховный однажды, заметив мой утомленный вид, сказал мне:

– Хан, дорогой, ради Бога, совершайте свои рейсы в автомобиле коменданта ставки, так как я боюсь, что вы скоро свалитесь.