– Керенский обозвал Корнилова изменником, а тот – яво, а таперича идет вот такая штука. Понял? – произнес один из солдат, соединяя указательные пальцы один против другого.
– Знацит, война, товагищ?!
– Навярняка! Пущай воюют! Таперича их черед – начальников. А нам-то що? Мы кончили воевать, а таперича будем смотреть, кто кому из них голову свернет, – вставил один чубастый парень, потирая руки.
– Значит, товагищи, тепег пойдем против Кегенского?
– Вы-то да, а мы-то нет! – произнес рыжий солдат, который заинтересовался, не упал ли еврей с луны, – пряча «по разсеянности» спички еврея в свой карман. Подаренные папиросы произвели желаемое действие на солдат, и они более дружески и доверчиво продолжали беседовать с евреем.
– Я, товагищи, не дугак! Я воевал два с половиной года и с меня достаточно.
– На каком хронте вы были, товарищ? А зачем частную одежду носите, если вы солдат? – спросил кто-то.
– Я бил на Гумынском (Румынском) фгонте фейфейгком. Пропеллером ранило мою печенку и до сих пог болит здесь, – сказал еврей, второпях всовывая в рот папиросу горящим концом.
– Где, товарищ, ваши печенки? Разве оне на груди бывают? – дружно засмеялись солдаты.
– Нет, товагищи, я ищу мои спички! – сказал еврей, быстро исправив ошибку и вытащив новую коробку спичек, снова начал предлагать их солдатам.
Немного погодя, еврей подошел к другой группе и там, вынимая все новые и новые пачки папирос и спичек, продолжал разговор в прежнем духе, так и не показав смеющимся солдатам, в какой части тела находится его раненая печенка.
После парада мне случайно пришлось слышать беседу двух евреев:
– Лазарь, что «он» (Корнилов) сказал?
– А, здгаствуйте, Самуил Исаич! Ви спгашиваете, что он сказал? Он говогил, что он бгюнет (брюнет), а Кегенский – самый настоящий рыжий… Ви поняли меня? Ви видели Кегенский – он действительно рыжий?
– Ша! Ша! Лазарь! – говорил Самуил Исаевич, поднося указательный палец к губам и подходя поближе.
– Почему ша? Что знацит ша? Разве ми до сих пор не свободны? Где же свобода слова, пецати?
После виденных сценок я долго удивлялся умению агитаторов вызывать молчаливого солдата на разговоры – папиросами, спичками, шутками и вообще всеми средствами, подходившими к данной обстановке. А сколько пачек папирос и спичек было роздано ими сегодня солдатам, чтобы разжечь и восстановить их против начальников и смутить еще больше ум, и без того помутившийся от всех событий! Видя их и слушая их разговоры, я подумал: «За зло злом, а за добро добром получишь рано или поздно! Чем больше ты будешь сеять зло, тем скорее встретишь конец свой. Покой души у тебя с этого дня нарушен, и он вернется только тогда, когда омоется твоя кровь кровью же! А ведь нет тайного преступления на свете, которое в конце концов не стало бы явным. За преступлением всегда следует строгое наказание. Так рассуждали наши предки. Пройдут годы, века, но кровь, выпущенная из горла невинных людей благодаря подлой маклерской игре беспринципных людей ради сегодняшней личной цели, будет возмещена кровью же. Она прольется в виде бунта, войны, революции и чего бы то ни было, но прольется! Люди долго будут искать причину, но главная причина – закон Всемогущего Ахалла – закон возмездия!
Меня спросили однажды мои соотечественники о том, когда наконец восстановится мир.
– Тогда, когда прольется в мире столько крови, а быть может и больше, сколько ее вышло из тела России. До тех пор не будет восстановлен мир в мире, пока не будет он прощен сперва Аллахом, а потом Россией, – ответил я.
В три часа пополудни 28 августа на площадь вышел Верховный. При его появлении вся площадь как бы замерла. Все глаза были прикованы к нему. На мгновенье взглянув на собравшуюся толпу, он крупными и уверенными шагами прошел в центр ее и начал говорить.
Я уже упоминал что Верховный не был хорошим оратором и к тому же говорил тихим голосом, так что стоявшие далеко не могли слышать его, а поэтому начали раздаваться крики: «Громче, не слышно!»
Сейчас же был вынесен из ставки стол, и, став на него, Верховный продолжал свою речь. Толпа с замиранием сердца и с жадностью слушала.
Верховный говорил, что он удивляется наглости Керенского, объявившего его, Верховного, изменником родины. Этот человек сам изменник родины, так как усыплял народ трескучими фразами, скрывая настоящее ужасное положение России.
– Вот вам случай, – говорил Верховный. – На петроградском совещании, когда я искренно начал обрисовывать настоящее тяжелое положение России, меня остановили, предупредив, чтобы я был осторожен и что не обо всем нужно откровенно говорить.
Затем Верховный обвинил Временное правительство в бездействии власти, результатом чего явилось свободное разгуливание в тылу и на фронте немецких шпионов и частые взрывы в Архангельске, Казани, Петрограде и других местах России, что этим Временное правительство разложило армию, превратив дисциплинированных, храбрейших солдат в глупое стадо баранов. Заканчивая свою речь, Верховный сказал: