Жизнь и смерть генерала Корнилова

К нам привели еще двух немцев, которых Верховный без разговора приказал расстрелять.

– Ваше Высокопревосходительство, посмотрите, сколько успела армия накрошить сегодня товарищей! – проговорил офицер, указывая Верховному на два вагона трупов.

Трупы были сложены, как дрова и, очевидно, были приготовлены для отправки, но при поспешном бегстве товарищи их бросили.

– Да, основательно! – согласился Верховный, глядя на вагоны с трупами. – А ведь лучший материал с обеих сторон уничтожается! Как это жаль! – произнес Верховный, отойдя от вагонов и покачивая головой.

В этом бою у нас погибли лучшие начальники: начальник отряда полковник Краснянский, есаул Власов, батальонный командир офицерского полка Курочкин и был ранен есаул Лазарев. Около шестидесяти человек убитых с воинскими почестями, после отпевания, были похоронены в братской могиле на кладбище в станице Журавской. По приказанию Верховного на шею каждого убитого была надета дощечка с надписью его имени, фамилии, чина и где был убит. На похоронах присутствовал сам Верховный и генералы Алексеев и Романовский. Возвратясь с кладбища поздно вечером, Верховный застал в доме, где мы остановились, офицера, прибывшего за приказанием, что делать с ранеными большевиками.

– С ранеными мы не воюем! Послать им пищу. Если у врачей будет время, пусть сделают им перевязку! – приказал Верховный.

В двенадцать часов ночи было получено донесение, что большевики сосредотачивают крупные силы под Кореновской, куда мы должны были идти утром.

Часа в три утра Верховный, уже одетый, сидел над картой, когда я вошел к нему, чтобы предложить завтрак.

– Спасибо! С удовольствием, Хан! Прикажите конвою быть готовым. В четыре часа выступаем. Мне кажется, что сегодня бой будет серьезнее тех, которые мы видели до сих пор. Задержав нас здесь, под Выселками, большевики успели сосредоточить большие силы под Кореновской. Ах, как глупо мы потеряли вчера время! Ну, Хан, с нами Бог! Ничего! – сказал Верховный, крутя подбородок и глядя в окно.

Близился рассвет. Наступал день, от которого зависела наша дальнейшая судьба.

Кореновская

4 марта 1918 года.

– Что? 17 тысяч большевиков?! – переспросил Верховный, встретив по дороге офицера, приехавшего с донесением из Кореновской станицы, куда он был послан на разведку еще с вечера 3 марта.

Рассвет был пасмурный. Дул сильный холодный ветер. Люди ежились от утреннего холода и неохотно отвечали на вопросы соседей. Шли молча. В авангарде был полковник Боровский.

– Обозу остановиться за этим бугром, а войска пусть двигаются вперед! – приказал Верховный генералу Романовскому и, оборачиваясь ко мне, прибавил: – Прикажите конвою следовать за мной!

Когда до станицы оставалось верст 5–6, Верховный, шедший до сих пор пешком во главе колонны, приказал подать лошадей. Сев на лошадь, в сопровождении генерала Романовского, Долинского и меня, Верховный, проехав крупной рысью около получаса, поднялся на возвышенность, откуда Кореновская, лежавшая внизу, была видна как на ладони, и по этой возвышенности мы все ехали вперед. Когда до Кореновской оставалось не больше двух верст, оттуда послышался одиночный выстрел, как бы служивший сигналом для спящих в окопах товарищей.

– Стойте! Лошадей уберите назад, а трехцветный флаг поставьте здесь! – приказал Верховный, указывая место возле себя.

– Иван Павлович, видите тот бугор впереди станицы? Там расположена их позиция. Влево по направлению станицы пошлите полковника Неженцева и генерала Маркова, вправо – юнкеров!

Около десяти часов утра был двинут весь резерв, состоявший из партизанского полка и чехословацкой роты под командой генерала Богаевского для охвата позиции большевиков с западной стороны станицы.

– Господа, держите винтовки выше! Не забудьте поставить прицел! Не стреляйте, пока не увидите их близко! С вами Бог! – говорил Верховный, пропуская юнкеров в бой.

Юнкера шли в ногу, не сгибаясь.

«Какая красивая картина! Какое холодное презрение к смерти! Это возможно только, пока ты жив, пророк!» – думал я, глядя на эту дивную картину атаки.

Вот прошла первая жиденькая цепь, а за ней идет вторая. Когда она прошла от нас шагов сто, видно было, как начали то там, то сям падать убитые и раненые. Сперва мне казалось, что они спотыкаются и падают, а когда Верховный послал меня, чтобы помочь около них сестрам, то я убедился, что падавшие были или убитые, или раненые. Тут же при них шли две-три сестры, которые под градом пуль успевали делать перевязки одним и бежать к другим.

– Низкий поклон вам, дети! – сказал Верховный, когда я доложил, что там есть гимназистки, которые помогают делать перевязки.

Чем ближе юнкера приближались к большевикам, тем сильнее становился огонь пулеметов, орудий и винтовок. «Ба-бах!» – раздался разрыв снаряда шестидюймовки недалеко от Верховного. Не успел рассеяться дым, как упал вправо от нас другой снаряд.

– О, да у них даже шестидюймовка есть! – воскликнул генерал Романовский.