– Хан, знаешь, я боюсь, что он идет-идет вперед и вдруг обернется и крикнет: «Хан и Долинский, в атаку!» Хотел же он раз послать нас в атаку! Помнишь? – продолжал злиться и ворчать Виктор Иванович, идя бочком за Верховным навстречу летящим пулям.
Я шел рядом и читал про себя молитву. Наконец, выбрав позицию, Верховный остановился.
– Ложитесь, господа! Не увеличивайте цель! – приказал он нам, продолжая стоять.
Мы не заставили его повторять приказание и с удовольствием шлепнулись на землю. Рядом с нами лежали партизаны. Один из них стрелял очень редко, выпуская две-три пули каждые 15–20 минут. Я спросил о причине столь редкой стрельбы.
– Нет достаточно патронов. Осталось только пятнадцать штук! Берегу их до станицы! – ответил тот.
– Хорошо было бы, если бы Неженцев, не удаляясь далеко, пошел на большевиков в полоборота, так как у этих негодяев заканчивается фланг за тем бугром! – говорил Верховный нам, не выпуская бинокль и следя за боем и за движением корниловцев.
– Ваше Высокопревосходительство, конница большевиков показалась слева! – доложил прибывший с донесением офицер.
– Это неважно, она все равно сюда не доскачет! Доложите-ка лучше полковнику Краснянскому, чтобы он особенно не растягивал своих людей и взял бы направление на этот цементный завод! – сказал Верховный, отпуская офицера, и, обращаясь к нам, добавил: – Вот откуда идет сильный огонь! Как только покончим с этим заводом, сейчас же будет покончено и с Выселками!
Глаза лежащих в цепи бойцов были прикованы к своему пророку, и мне казалось, что присутствие здесь Верховного – залог победы и им ничего в мире не страшно. И Верховный тоже чувствовал это всегда и любил бывать под огнем со своими верующими учениками, не боясь смерти. В самом деле, надо только подумать, что из себя представляет один пророк без верующих учеников или верующие ученики без пророка.
– Ну, слава Богу, наконец-то Неженцев догадался! Теперь будет немного легче нашему левому флангу! – говорил Верховный, видя, что полковник Неженцев пошел в обход быстрым маршем.
Сказав это, Верховный под градом пуль пошел влево вдоль фронта, подбадривая лежащих в цепи своих учеников. Каждый из них хотел подняться, когда к нему приближался Верховный, но последний сурово приказывал этого не делать.
– Лежите, лежите, господа! – говорил он, проходя мимо, а сам внимательно следил за каждым из них. – А почему не поставлен прицел? И вы жарите без прицеливания? Вот тебе и стрелок! То-то большевики все убегают от нас. Поставьте, господа, на 800! – сказал Верховный, заметив у одного партизана не поставленный прицел.
Цементный завод был перед нами, точно на ладони. Оттуда летели тысячи пуль. Около часу дня войска пошли в атаку на завод. Увидя это, Верховный по насыпи железной дороги бросился к заводу. Вокруг нас падали убитые и раненые добровольцы. Тут же лежало много убитых и раненых большевиков, большею частью рабочих. Наконец войска ворвались на завод. Большевики бежали с молниеносной быстротой, бросая винтовки и раненых. Когда мы с Верховным подошли к заводу, то навстречу нам вывели рослого немца, бывшего пулеметчиком у большевиков.
– Вы кто такой? – спросил его Верховный по-немецки.
– Я – баварец! – ответил он.
– Зачем же вы вмешиваетесь в наши дела? – спросил его Верховный.
– Меня заставили большевики! – спокойно ответил немец, вертя трубку в руках.
– Заставить вас они никак не могли, если бы этого не хотели вы! Расстрелять! – крикнул Верховный, идя на завод.
– Ваше Высокопревосходительство, разрешите мне расстрелять его! Он отнял у меня сегодня двух братьев во время взятия завода! – просил Верховного четырнадцатилетний кадет.
– Хорошо! Но только не тратить много патронов! – приказал Верховный.
– Ой, ой! – раздался сзади душераздирающий крик.
Обернувшись, я увидел, что кадет всадил в спину немца штык, и когда тот с криком побежал вперед, кадет выстрелил ему в спину. За первым выстрелом последовал второй.
– Я же приказал не тратить патронов! Остановите его, Хан, довольно! – приказал Верховный.
– Я, господин корнет, один раз только выстрелил ему в спину. Второй выстрел был капитана! – ответил мне озверевший кадет, вонзая штык в грудь немца, который, обливаясь кровью, выпускал пену изо рта. Ударом приклада по черепу, от чего брызнули мозги, кадет покончил с немцем.
– Трубку я возьму себе, пригодится! – сказал малыш, вытирая окровавленный приклад о мундир убитого.
Кто-то стаскивал сапоги с еще не остывшего немца. Мы поднялись на завод.
– Посмотрите, Ваше Высокопревосходительство, что наделал один немец сегодня! – говорил офицер, показывая место, где стоял пулемет немца.
Во втором этаже из бочек цемента немец устроил неприступную крепость. Оттуда он в течение дня успел уничтожить много дорогих для нас жизней. Здесь лежали горы гильз, выпущенных им во время боя.
– Да, да, я заметил это сразу, потому и направил сюда всю силу. Надо быть немцем, чтобы выбрать такую великолепную позицию. Товарищи бы сами не сообразили! – говорил Верховный, спускаясь вниз и направляясь на станцию.