Жизнь и смерть генерала Корнилова

Наши остроконечные шапки, грязные обросшие лица, ввалившиеся глаза, придавали нам вид не только китайцев, а каких-то выходцев с того света.

– Знаем, какие вы китайцы! Вас много валяется там, по ту сторону реки! Не из шайки ли Корнилова вы будете? – говорил лесник нам вслед.

Выйдя из хаты, мы слышали стоны больного, звавшего Аллаха, чтобы Он поскорее взял душу его, всеми брошенного, всеми забытого.

Несмотря на наше решение не заходить в деревни, трехдневный голод заставил нас все же зайти в одну из деревень. При входе в деревню мы встретили ту же вражду и ненависть мужиков. При виде нас они шарахались в сторону, крестясь и галдя. Нам было это теперь безразлично, так как единственная мысль, занимавшая нас теперь, где бы достать поесть. Войдя в первую хату, мы попросили есть. Хозяин, испуганный нашим внезапным появлением, не знал, что делать, а мы, завидев на столе горшок горячего картофеля, бросились на него и без соли, хлеба, с шелухой принялись не есть, а прямо глотать. Хозяин с перепуга убежал из хаты. Через некоторое время после его ухода стали появляться мужики, засыпавшие нас вопросами: кто мы, откуда, куда и зачем идем и есть ли у нас документы? Когда мы уничтожили весь картофель, то Нейдгарт наконец ответил им, что он и Рененкампф инженеры, а мы их служащие – китайцы, поправляем железную дорогу. На наш вопрос, что за стрельба была дня два-три тому назад, мужики ответили, что это их товарищи разгромили шайку Корнилова, который с остатком своих разбойников проехал в направлении села Павличи.

– Казаки Корнилова и их лошади были ранены и здорово потрепаны нашими молодцами! – говорили они с довольным видом.

– Вы не из шайки ли его случайно? – неожиданно задал нам вопрос один из мужиков.

– Нет, мы китайцы! – снова ответил Нейдгарт.

Недоверчиво покачивая головами и гладя бороды, мужики шептали между собою, и до нас доносились лишь отдельные фразы и слова: «Может быть и изменники!.. Вястимо… Староста… Документы…» Утолив голод и услышав долетавшее до нас, мы поспешили скорее выбраться из хаты. У дверей галдели мужики.

– Надобно их отправить к начальству. Может, они и есть из шайки Корнилова… Надобно выяснить!..

– Мы сами идем к вашему начальству! – отвечали мы и быстро зашагали по направлению леса.

Войдя в лес, мы начали совещаться, как нам быть теперь. Если Верховный проехал в Павличи вчера, то сегодня его уже там нет и нам нечего идти туда. Поэтому мы твердо решили, придерживаясь железной дороги, идти в Киев. Узнав, что их Уллу бояр жив, джигиты очень обрадовались.

– Эй, Хан Ага, бояр не из тех генералов, которых мы видели в Быхове. Скорее все большевики пропадут, чем он сдастся им в руки. Если он, как ты рассказывал нам, австрийцев надул и убежал от них, то с этими свиньями, он может сделать все, что захочет! – говорил Черкес.

После целой ночи скитания по лесу мы на рассвете увидели станционные огни, но не знали, какая это станция: Унеча или Клинцы. Решили идти на авось. Обойдя станцию и не зная, в какой стороне находится Киев, мы взобрались на железнодорожную насыпь и пошли вперед. Ночь была холодная. Луна, своим ярким светом заливавшая весь мир, собиралась уходить на покой. Близился рассвет, и мороз давал себя чувствовать еще сильнее.

– Здравствуйте! – отвечали нехотя на наше приветствие какие-то встречные типы.

Узнав от них, что взятое нами направление правильно, мы продолжили свой путь. Пройдя еще немного, мы решили свернуть от железнодорожного пути вправо с тем, чтобы, зайдя в деревню, достать хлеба.

Плен

29 ноября 1917 года.

Войдя в деревню, которая называлась Рабочево, мы отправили в хату за покупкой хлеба прапорщика Рененкампфа, который согласился пойти, ибо был похож на русского больше, чем мы, а сами остались на дороге, ожидая его возвращения. Кругом была зловещая тишина. Деревня еще, видимо, спала. Сильно морозило.

Мое место на дороге было самое удобное для наблюдения за хатой, куда пошел Рененкампф. Через освещенное окно я видел, как он, войдя в хату, бросился к столу, на котором, как потом выяснилось, лежал хлеб. Через минуту дверь хаты распахнулась и из нее выскочил Рененкампф, а вдогонку ему прозвучал винтовочный выстрел. С маленьким браунингом в руках я бросился на помощь Рененкампфу и лицом к лицу столкнулся с солдатом, державшим винтовку наперевес, который только случайно не заколол меня, так как в темноте промахнулся. Схватив обеими руками винтовку, я легко опрокинул на землю солдата, оказавшегося пьяным. Упав на землю, он начал громко орать: «Помогите! Караул! Нападение!» На крик со всех сторон начали сбегаться люди: кто с винтовками, кто с топорами, а кто и с шашкой наголо.

– Стой! Стой! Кто ты такой? – спрашивала меня окружавшая толпа.

– Вы что, с ума сошли, что ли, что вздумали убивать мирных людей? – кричал я толпе, не растерявшись, отвлекая их внимание от уходивших моих спутников.

– Ты что, товарищ, наш? Кто ты? – спрашивало несколько мужиков, подойдя ко мне.

– Я хотел купить хлеба и послал сюда своего товарища, а этот пьяный давай стрелять по нем! – кричал я еще сильнее.