Жизнь и ее суррогаты. Как формируются зависимости

Тем не менее травмы и зависимость прочно связаны. Изучение «отрицательного детского опыта» показывает линейную прямо пропорциональную зависимость риска развития зависимости от числа и тяжести таких травм. Одного такого потрясения – потери родителя или присутствие при сцене домашнего насилия – в возрасте до 15 лет достаточно для того, чтобы вдвое повысить вероятность развития зависимости или душевного расстройства. Об этом говорит исследование, проведенное на обширной популяции в Швеции. Другие примеры отрицательного детского опыта: развод родителей, вербальное, физическое или сексуальное насилие; пренебрежение; активная зависимость; явные психические нарушения у членов семьи, а также случаи ареста члена семьи. Если вы вдруг узнаёте, что мир – отнюдь не безопасное место и что положиться нельзя ни на кого, причем узнаёте это в юном возрасте, то эти события могут направить ваше эмоциональное обучение во вполне определенное русло, которое будет всю оставшуюся жизнь определять ваши способы справляться с неблагоприятными ситуациями.

Исследование, проведенное с участием десятков тысяч пациентов госпиталя Кайзера в Сан-Диего, продемонстрировало сильнейшее влияние такого отрицательного опыта. Например, ребенок, перенесший пять эпизодов отрицательного детского опыта, оказывается в семь-десять раз более подверженным риску развития наркотической зависимости, чем ребенок из благополучной семьи. В другом исследовании было показано, что в 64 процентах зависимости она возникает в связи с детской травмой. Риск курения утраивается у людей с пятью или более эпизодами отрицательного детского опыта, а риск алкоголизма увеличивается в семь раз для тех, кто пережил четыре эпизода. Несмотря на то что в некоторых случаях отрицательный детский опыт может быть обусловлен и генетическими факторами (например, психически больной или зависимый родитель – это сигнал об угрозе генетического риска, а кроме того, высокая вероятность нестабильной обстановки в доме), связь между числом травмирующих эпизодов и риском развития зависимости остается неоспоримой.

В наши дни ученые демонстрируют нам то, что романисты, поэты и драматурги знали всегда: травма может навредить не только тому, кого она коснулась непосредственно, она может повлиять и на представителей следующего поколения. Это происходит не только вследствие того, что она влияет на качество исполнения родительского долга, но и потому, что может привести к изменению работы веществ, регулирующих действие генов. Эти нарушения могут повлиять на родительское поведение травмированного индивида, они могут коснуться также формирования сперматозоидов и яйцеклеток, влияя в результате непосредственно на развитие мозга ребенка. Такие изменения называют эпигенетическими – это новый взгляд на то, как разнообразно могут гены влиять на нашу жизнь. Эпигенетика наглядно показывает, что наследственность и среда связаны между собой очень тесно, их невозможно разделить, они взаимодействуют между собой в течение всего процесса индивидуального развития.

Эпигенетика рассматривает процессы изменения молекул, которые определяют, какие гены должны быть включены, а какие – остаться выключенными. Эти изменения сами по себе не затрагивают ДНК. Эпигенетические процессы касаются структур, окружающих ДНК и определяющих, какие гены должны быть активными, а какие – нет. Некоторые из этих инструкций передаются следующим поколениям, и это лишь иллюзия, что такие изменения могут поразить следующее поколение и исчезнуть. Это означает, что травма, которую пережили ваши родители или даже бабушки и дедушки, и даже их питание и подверженность действию определенных химических веществ могут сказаться на развитии вашего мозга, а следовательно, сделать вас предрасположенными к зависимости.

Изучение потомков людей, переживших холокост, позволяет предположить, что переживания наших родителей могут оказаться записанными в нашей наследственности. Результаты исследований часто варьируют в зависимости от того, кого из родителей это коснулось, – полученные данные очень интересны, но пока могут считаться лишь предварительными. Например, в одном исследовании было показано, что у человека, мать которого пережила стресс холокоста, повышается активность гена, участвующего в усилении стрессовой сигнализации в головном мозге. Если же стресс холокоста пережил отец, то влияние оказывается противоположным. Странно, но в данном случае выходит, что негативный опыт отца может играть защитную роль, по крайней мере там, где речь идет о посттравматическом стрессовом расстройстве, связанном с холокостом. Реальные проявления наследования ПТСР, связанного с холокостом, подтверждают это воззрение: дети, рожденные матерями, травмированными опытом пребывания в нацистских лагерях смерти, очень остро реагируют на стресс и обладают высоким риском развития такого же расстройства. Это, однако, неверно в отношении детей, чьи отцы прошли те же лагеря, как, например, в моем случае.