Жизнь и ее суррогаты. Как формируются зависимости

Именно в тот момент я решила, что мне на самом деле нужна помощь. На завтрашнем суде я должна была встретиться с отцом; он всегда приходил поддержать меня, в каком бы ужасном состоянии я ни находилась. Мать, напротив, сильно расстраивалась от моего вида и никогда не появлялась в суде. В течение полугода она сократила и наше телефонное общение до коротких разговоров, в которых призывала меня пройти реабилитацию. Такую тактику посоветовал ей психотерапевт, и мать, записавшись на курсы консультантов-наркологов, овладела второй профессией. Я решила попросить отца, чтобы он отвез меня к маме, которая могла помочь мне с началом лечения. Я помню свою последнюю наркотическую ночь – тот неудачный укол, который стал последним в моей жизни, – как череду неприятных ощущений, предвестников наступающей ломки.

В суд я явилась больной и потной. По такому случаю я надела черное платье, украшенное цветами (деловой наряд!), из которого выпирали мои кости. С большим трудом я сдвинула с места створку тяжелой дубовой двери кабинета моего защитника. Дональд Фогельман, знаменитый адвокат, галантно помог мне ее открыть. Он был высокий, атлетически сложенный мужчина около сорока лет с темными волосами и сильным бруклинским акцентом.

Судья Лесли Крокер Снайдер, бывшая прокурорша, известная под кличкой «Леди Дракон» из-за пристрастия к суровым приговорам, позже сказала мне, что хотела упрятать меня за решетку ради моего же блага, и сделала бы это, если бы я не попросила о помощи. Она была красивая женщина с тщательно причесанными светлыми волосами. Тональность ее голоса и язык жестов больше, чем судейская мантия, изобличали силу и привычку властвовать. Она была так хорошо известна своими приговорами, что полиция круглосуточно охраняла ее от убийц, нанятых наркобаронами, недовольными ее суровыми приговорами.

По сравнению с ней, я была настолько худа и бледна, что производила, по всей видимости, впечатление онкологической больной, и надо сказать, что у меня вскоре заподозрили нервную анорексию. Я никогда не пыталась сознательно сбросить вес, просто кокаин напрочь лишил меня аппетита. Когда я все же ела, моя диета состояла почти исключительно из выпечки и сладостей.

Волосы тоже свидетельствовали о моем болезненном состоянии. Некогда густая еврейская грива исчезла; волосы стали хрупкими и свисали клочьями, словно у жертвы химиотерапии. Я не только добивала волосы перекисью, у меня, кроме того, развилась трихотилломания – привычка выдирать из головы волосы, которая часто сочетается с кокаиновой зависимостью. Учитывая все это, я выглядела вдвое старше своих лет. Расширенные зрачки делали меня похожей на испуганного затравленного зверя. Мать позже говорила, что на этой стадии моей зависимости я выглядела так, словно у меня в голове уже «никого нет дома».

В тот же день я, сгорая от нетерпения, приступила к программе детоксикации. 4 августа 1988 года я считаю днем начала моего выздоровления. Изменение отношения к ситуации было следствием не только уголовного преследования и ухудшения состояния здоровья. Это было следствием внезапно пришедшего понимания того, что я стала полностью соответствовать своим представлениям о наркоманах, хотя не смогла остановиться в иные моменты, когда достигала дна: либо в тот день, когда меня выгнали из Колумбийского университета, либо в ту ночь, когда меня арестовали и вывели из дома в наручниках, либо когда отец внес залог за мое освобождение после ареста.

Реально остановиться я смогла только после того, как сама поставила себе окончательный диагноз наркотической зависимости.

Глава 2 История наркотической зависимости

Я не нахожу абсолютно никакого удовольствия от употребления стимуляторов, пристрастию к коим я отдавался с большой охотой. Не ради достижения удовольствия я портил себе жизнь, ставя на кон свою репутацию и разум.

Стимуляторы помогали убежать от мучительных воспоминаний, от чувства невыносимого одиночества и от страха перед надвигавшейся судьбой.

ЭДГАР АЛАН ПО

В первом пункте скорой помощи, куда мы обратились, меня не приняли, сказав, что они не лечат «наркоманов». Несмотря на то что мать месяцами пыталась уговорить меня принять медицинскую помощь, она была страшно удивлена, когда я, наконец, согласилась. Теперь она сама не знала, куда меня госпитализировать, сразу исключив из списка возможностей одну из местных больниц. Моя сестра работала там младшей медсестрой, и мать не хотела удручать ее моим страшноватым видом. В конце концов, я оказалась в генеральном госпитале графства Салливен, где меня согласились взять на семидневный курс детоксикации.