Жизнь и ее суррогаты. Как формируются зависимости

Лежа на каталке, я дрожала и плакала, вцепившись в руку матери. В какой-то момент мне сделали инъекцию, которая, как мне показалось, не произвела ни малейшего эффекта. Сестра не сказала мне, что это было. Позже я узнала, что мне ввели налоксон, опиоидный антагонист, который очень благотворно действует при передозировках, но является садистским средством для тех, кто уже испытывает ломку от абстиненции, так как усиливает ее симптомы. Налоксон действует как антидот, вытесняя наркотик из связей с рецепторами. (Это то самое лекарство, которое теперь сделали доступным для зависимых, – любимое лекарство наркоманов и полицейских, так как позволяет вылечить любую передозировку; использование его, несомненно, спасло множество жизней.)

Думаю, что теоретическим обоснованием немедленного введения налоксона при детоксикации является убеждение в том, что такая инъекция будет способствовать более быстрому выведению наркотика из организма. Однако это еще и наказание, потому что инъекция увеличивает страдание. Короче, лекарство, усугубляющее симптомы ломки, было введено мне без моего согласия – еще один довод в пользу того, что наркоманию одновременно считают не столько болезнью, сколько грехом. Идея о том, что наркоман тоже должен иметь право на информированное согласие, как и любой другой больной, просто не пришла никому в голову. Несмотря на то что, в принципе, наказание и лечение являются противоположными подходами к проблеме, правилом является моралистическая тактика, и она остается прежней именно для пациентов с зависимостями.

До того как я стала искать помощи, я много читала о том, как зависимых во время реабилитации усаживают, фигурально выражаясь, на электрический стул, а все присутствующие ругают их, судачат по поводу телесных изъянов, бьют по лицу, а иногда и плюют на них. Я слышала, что такие истязания продолжаются часами без перерывов на душ и сон, что зависимые при этом лишаются всякого права на приватность, что эти издевательства, унижающие личность, продолжаются все время «лечения». Я видела телевизионные программы на эту тему, в которых участвовали многие знаменитости, видела благотворительные концерты с их участием, на которых о подобной практике говорили как о чем-то само собой разумеющемся. Кстати, страх перед жестоким и унижающим обращением с пациентами закрытых клиник, о котором я много слышала, больше всего мешал мне обратиться за помощью раньше.

Вообще, я всегда испытывала страх перед другими людьми; наркотики я принимала, чтобы ощутить себя защищенной. Сама мысль о том, что меня сделают еще более уязвимой и «сломленной» ради исцеления от зависимости, казалась мне противоестественной, это было нечто противоположное тому, в чем я на самом деле нуждалась. Я представляла себе ад именно как такое место, где я буду объектом проклятий и при этом не смогу нигде найти защиту. Я не страдала от бесстыдства, не проклинала себя и не испытывала чувства вины; я теперь не колола себе кокаин по дюжине раз в день и очень этим гордилась.

Однако для прирожденных интровертов или людей, обладающих повышенной чувствительностью, отсутствие личного пространства или личного времени, принуждение к длительной групповой деятельности, даже вполне дружелюбной, могут стать невыносимой пыткой. Если враждебные и беспощадные личные нападки сосредоточены на тебе, то это наносит сильную психическую травму – особенно тем, кого обижали в детстве (а таких людей очень много среди лиц, страдающих зависимостями). В одном исследовании были обнаружены устойчивые психологические нарушения у девяти процентов психически здоровых студентов колледжей, участвовавших в качестве пациентов в подобных сеансах лечения, принятых в лечении наркотической зависимости. Естественно, что глубина воздействия на людей, исходно страдающих психическими нарушениями, оказывается еще больше. У меня, однако, не было выбора, мне надо было получить максимум возможного из того, что мне предложили в качестве лечения.

Не могу сказать, насколько эта история изменила мои представления о зависимости и мое отношение к тому способу, каким меня лечили.

Использование веществ, изменяющих настроение, вероятно, началось раньше появления людей и вообще приматов. Животные многих видов целенаправленно разыскивают опьяняющие растения или алкоголь, образующийся в гниющих плодах. Кошки, крупные и мелкие, катаются в котовнике или грызут его с одной очевидной целью – получить удовольствие (хотя вполне возможно, что у этого удовольствия есть и чисто прагматическая сторона – уничтожение паразитов). Лошади разыскивают астрагал, от которого начинают весьма странно себя вести, – и едят его повторно, несмотря на то что эта трава вызывает у них явные симптомы отравления. Стимулирующие свойства кофе были открыты после того, как люди наблюдали повышенную подвижность коз после того, как они поедали плоды этого растения. Некоторые археологи даже утверждают, будто сама цивилизация началась, когда люди перешли к оседлому образу жизни и выращиванию злаков, но не ради пищи, а ради пива.