— Тоже остановим, хотя с предельною вежливостью. Подвергнем не конфискации, а всего лишь аресту до конца войны — и сразу объявим, что приключившиеся от сего убытки британских подданных будут возмещены. И мы действительно задержанное вернем, утраченное оплатим. С течением времени, не торопясь. А пока суд да дело — предложим взамен уральское железо. Войну нам навязали, вопреки нашему желанию. Но сие вовсе не означает, что мы должны отказаться от выгод, которые можно из нее извлечь.
ЮЖНЫЕ ДЕЛА
От самого возвращения в Россию, меня постоянно грызло искушение сбежать из суетных, вонючих столиц в привольные южные степи. Тем более, дела туда звали. Дела важные. Да только — нельзя. Нельзя никак. Пока власть не поделена, пока прорастают в плоть государства корни взаимных обязательств и политических связей, пока даже ближний круг императрицы изменчив и текуч, — отлучиться на несколько месяцев значило бы потерять очень много. Лишь через год взбаламученное лизанькиной революцией санкт-петербургское болото более-менее отстоялось. Война со шведами утихла, замороженная дыханием близкой зимы, а неугомонные франкофилы и австропоклонники, сражающиеся меж собой за влияние при дворе, сбавили пыл после потери вождей. Маркиз де Шетарди уехал в Париж, отозванный своим начальством и обласканный государыней до такой степени, что сие вызывало кривотолки: одних лишь подарков увез на сумму, равную генеральскому жалованью за тридцать лет. В скором времени после отъезда француза, апоплексический удар приключился с его могущественным противником, князем Черкасским. Два удара у него уже было, третий оказался последним. Вакантное место канцлера прочили Бестужеву, Румянцеву или мне. Заманчиво, конечно. Однако, сие означало бы окончательное и бесповоротное прощание с ремеслом военачальника; я подумал — и отказался. При Александре Ивановиче вполне можно было рассчитывать на достаточное влияние, действуя скрытно, из-за кулис; Алексей Петрович тоже не успел еще развернуть в полной мере свой выдающийся талант интригана. Впрочем, императрица никого из них не назначила. Бестужев продолжал править иностранными делами, оставаясь в чине вице-канцлера и совещаясь по наиболее важным вопросам с Бреверном, Головиным, Куракиным и вашим покорным слугою.
А самым острым из иностранных вопросов нежданно оказался персидский. Братищев, наш резидент при шаховом дворе, уже не раз доносил о намерении Надира напасть на Кизляр. Среди приближенных сего монарха, очень многие науськивали своего хозяина против России. Мол, у русских династические междоусобицы, лучшие войска заняты шведской войною, а на троне — слабая женщина. Особенно старался англичанин Эльтон, ранее состоявший в нашей службе, но потом перебежавший к Надиру и обещавший построить для него флот на Каспийском море, отдав тем самым все прибрежные земли в полную власть персиян. Сэр Сирил Витч, посол короля Георга при дворе Елизаветы Петровны, только разводил руками: дескать, сие делается помимо британского правительства, которое ничего о том не знает.
Много ли было правды в словах баронета? Бог весть. Двуличие, подлость и коварство лишь применительно к обычной жизни могут считаться пороками; в политике это необходимые и общеупотребительные инструменты. Французская партия, теперь во главе с пронырливым Лестоком, и партия англо-австрийская, знаменосцем которой стал хитрейший и трудолюбивейший конференц-министр Карл фон Бреверн, по всем пунктам состояли в ожесточенной борьбе. Только в одном они сошлись: для тех и других граф Читтанов оказался досадной помехой. Государыне в оба уха нашептывали, что надо бы сего достойного и прославленного полководца поставить во главе армии, назначенной противустоять Надир-шаху. Дескать, одно появление на брегах Терека столь важной персоны остудит горячие головы и отвратит азиатов от злонамеренных мыслей, заставив сидеть, как мышь под веником.
Если бы я желал всенепременно остаться при дворе — мог бы сии рассуждения нещадно высмеять. Зима на носу: ежели черт и подтолкнет соседей к выступлению, что они будут делать в промерзших заснеженных степях?! При Карле Двенадцатом, помнится, привычные к суровому климату шведы гибли в России от мороза тысячами; учинить же зимний поход с воинами из теплолюбивых южных народов не посмеет и совершенный безумец. А коль, паче чаяния, посмеет — войско взбунтуется. Или разбежится. Но на верную гибель не пойдет.
Однако… На юг мне все равно надо ехать — по своим приватным делам. Так не лучше ли явиться там во всемогущей силе государственных полномочий? Тем временем, столичные интриганы вольны строить козни друг другу. Я пока выйду из-под их огня.
Так рассудив, по установлении зимнего пути отправился в путь с изрядным караваном. Маршрут восприял через Азов, сделавши еще крюк на Богородицк и Таванск: высочайшим повелением предписано было инспектировать все войска на южных границах, по мере надобности забирая себе любые полки, какие нужно.