Нарушить равновесие могла бы Британия — если бы министры Уолпол и Тауншенд повели себя честно и решились-таки исполнить заключенный года два назад союзный трактат с Карлом Шестым; либо Оттоманская Порта, кою французская дипломатия старалась отвлечь от войны в Персии и науськать на европейских врагов. Однако, эти державы не спешили к бою. Я тоже не торопился отдать симпатии той или иной стороне, ибо в Россию мог вернуться лишь на волне общего недовольства военными неудачами, а во вполне возможной баталии между Вилларом и принцем Евгением, уважая сих полководцев и будучи лично знаком с обоими, предпочел бы остаться зрителем. Единственно, в части обладания Неаполем скорее склонялся на сторону дона Карлоса, против императора — ибо Лука и прочие мои неаполитанцы о правлении немецких вице-королей слова не умели сказать, чтобы не выругаться. В пользу Испании располагала и прошлогодняя война ее с турками.
Какая разница между родственными бурбонскими дворами! Франция питает самые нежные чувства к османам, а эти их р-раз — и по башке! Султан, конечно, сам виноват: с чего он решил, что ему простили захват Орана и Мазальквивира, совершенный алжирским беем Мустафой бен Юсуфом двадцать пять лет тому назад? У испанцев долго не доходили руки до сих маловажных городков: что может значить Оран в сравнении с такими потерями, как Брабант, Фландрия, Милан и Неаполь? Тьфу, медный грош против золотых дублонов! Но после бесславной осады Гибралтара королевская чета приняла суровые и дорогостоящие меры для приведения в порядок армии и флота. Как проверить, подлинно ли они возымели успех? Только в настоящей баталии, и лучше не против европейцев, а то, не дай Бог… Опять позору не оберешься!
Для снаряжения армады употребили те самые миллионы, кои адмирал Блас де Лезо содрал с генуэзских банкиров. Дюжина линейных кораблей, десятки фрегатов и шебек, сотни транспортов и вооруженных торговых судов… Герцог Монтемар с двадцатисемитысячной армией высадился под прикрытием судовой артиллерии, разгромил примерно равночисленных мавров, усиленных янычарами, а оба города взял на капитуляцию — вся война окончилась в одну неделю. Теперь, год спустя, те же самые полки, под тем же командованием, почтили своим присутствием берега Италии. Конечно, императорская армия лучше турецкой — что ж, еще интересней выйдет ожидающее нас зрелище! Я всемерно старался поскорее окончить свои дела в Англии и Голландии, чтобы занять место в первом ряду; да, кстати, и врачи опять рекомендуют на зиму юг…
И вот недружелюбные атлантические волны сменились медитерранскими, сохраняющими даже глубокой осенью отблеск прозрачной синевы. Бури и холода здесь бывают, но они — ненадолго. Слава Всевышнему, дорога на сей раз обошлась без приключений. «Менелай», после индийского вояжа основательно тимберованный и еще не успевший обветшать, бросил якорь в хорошо знакомой гавани Ливорно. Уроженцев Неаполя, то бишь добрую половину команды, я отпустил к семьям; русские и каповердианцы обошлись кратковременным гостеприимством портовых кабаков и зазорных девиц. Кстати, мулаты с острова Брава довольно быстро обучились матросскому ремеслу. Единственным их пороком оказалась нестойкость к европейской зиме. Когда итальянец кутается в плащ и ругает дьявольский холод, а русский усмехается в бороду: «да разве ж это холод?!», теплолюбивый островитянин цепенеет от ужаса и подхватывает смертельную простуду. Однако для южных морей эти ребята вполне хороши. При начале колонизации Капо Верде португальские короли переселили на архипелаг изрядное число марранов, сиречь крещеных евреев; от них и от чернокожих рабынь ведут род нынешние «пардос». В климате слишком жарком, чтобы поощрять трудолюбие, негритянская леность возобладала у этого народа над еврейской предприимчивостью. Тем не менее, в умственном отношении они далеко превосходят прочих африканцев, а лень не составляет проблемы: сей грех моментально изгоняется боцманским линьком.
После России, итальянские расстояния кажутся смешными. От Ливорно до Специи не более семидесяти верст морем, оттуда до Пармы — примерно столько же в карете, через невысокие в этом месте Апеннинские горы. Два дня, если не очень спешить. Де Лириа принял старого знакомца безо всякой задержки. После обязательных фиоритур вежливости с обеих сторон, министр построил на лице сладчайшую улыбку и осведомился, не желает ли любезный граф поступить на службу к герцогу Пармскому.
— Я почел бы сие высочайшей честью, однако к гражданскому правлению призвания не чувствую, а среди военачальников, служащих Его Светлости, боюсь затеряться: насколько мне известно, в штабе герцога Монтемара одних генералов девятнадцать, помимо него самого. Это вчетверо больше, чем требуется для наличного числа солдат.