Жизнь и деяния графа Александра Читтано. Книга 4

— Полагаю, преступник виновен — но лишь в непредумышленном деянии, при кратковременном помрачении разума. В здравом уме он бы не дерзнул на такое. Лишив чинов, наград и регалий, отослать в дальние деревни под строгий караул.

Вы видели, как зимою, в мороз, трескается на северных морях лед? Вот так между мною и остальными с шорохом пробежала тонкая черта, обратилась в полосу, дымящуюся хладным туманом, и стала расширяться, унося прочь от засранного, но жилого берега в безмолвные пустые пространства.

Внешне ничто не изменилось. Коллегия, Сенат, новоучрежденная Камчатская компания — заседания, дела и встречи. Только опаска, словно от прокаженного или оспенного больного, появилась у многих. У некоторых, кстати, наоборот. Случалось встречать такие взгляды (молодых офицеров, большей частью), кои равноценны были присяге. Персонально мне данной, а не короне. Смертную казнь, сказанную Сенатом Румянцеву всеми голосами без одного, государыня и впрямь заменила ссылкой. Молва приписала сие смягчение вашему покорному слуге, хотя на самом деле это заслуга Остермана. Опальный генерал был любим войском — а братья Бироны нет. Возмущение против коварных иноземцев, якобы нарочно раздразнивших вспыльчивого героя, чтобы столкнуть с императрицей, поднялось немалое. Казнь должна быть публичной, площадь окружена гвардией — где гарантия, что гвардия будет спокойно смотреть? Хитроумный Андрей Иванович все это рассчитал и нашел способ убедить Анну. Одновременно мне предписали немедля отправиться на крымскую границу (куда я и так собирался с инспекцией, но не столь быстро).

Ладно, как-нибудь обойдется. У меня вовсе нет намерения становиться вождем всех недовольных. А проводить лето в Москве — удовольствие сомнительное. Здесь не только политическая атмосфера отравлена вредоносными миазмами, но и атмосфера обыкновенная, которой дышат. Двести тысяч народу производят изрядное количество дерьма, помоев и всяких отбросов, которые в простоте выкидывают на улицы или в реку. Удивительно, что рыба еще не вывелась: недавно сам видел, как ребятишки под мостом поймали стерлядь. Будь древняя столица по-настоящему большим городом, с полумиллионом населения или выше — мы бы вообще задохнулись. Но таковых в Европе всего три: Константинополь, Париж и Лондон.

Всю дорогу оглядывался. Попутные всадники, догоняющие карету, вызывали неприятное волнение. С Анны станется послать офицера с указом об аресте вдогонку, как Долгоруким. Нет, пока обошлось. Нужен им граф Читтанов: миллионы, ожидаемые от восточной коммерции, вынуждают мириться с мелкими вольностями в поведении. Слава Богу, полномочия не урезали. Сиверс, думаю, в Петербурге беснуется, что азовский флот велено ревизовать армейскому генералу, заодно с крепостями и войском.

Как раз войско я осматривал не слишком пристально. Старый генерал Вейсбах, матерый вояка, чином был мне равен, а по сроку производства — старше. Оскорблять его недоверием не имелось ни причины, ни корысти. Сравнительно с полками, расквартированными во внутренних губерниях, Украинский корпус выглядел прилично, и беседы шли больше о том, чем помочь и о чем походатайствовать в столице.

Главная квартира стояла в Богородицке: приятно было видеть, как вырос город, созданный мною на месте незначительного земляного укрепления. Посады и слободы распространились далеко за пределы бастионного фрунта, отмеренного когда-то с большим запасом. На городском базаре звучала разноязыкая речь — однако крупные сделки совершались в тишине торговых контор, во множестве угнездившихся на главной улице. Стекло, железо, лес, зерно, уголь. Не только на местные нужды. Здешний скобяной товар ходил в Польшу почти до Кракова, успешно состязаясь с австрийским; стеклянную посуду иноземцы тоже брали (кому венецианская не по карману). С углем Фома Гриффит поставил дело так, что сие топливо стало дешевле дров — заставив жителей благословлять Создателя, мудро сотворившего залежи оного в местности почти безлесной. Хлеб уже три года подряд родился замечательно. Если бы не запрет на вывоз — можно б хорошо заработать в Константинополе, одновременно поставив турок в зависимость от нашей пшенички. Но, по старомыслию московских властей, избытки прели в скирдах или задешево продавались в Гетманщину на винокурение. Имея в распоряжении немалые средства, казенные и собственные, я не упустил удобный момент и заложил хлебные магазины с расчетом на продовольствие пятидесятитысячной армии. Буде и следующий урожай окажется столь же хорош, запасы рассчитывал удвоить, а потом каждый год обновлять, чтобы не сгнили.