Жизнь Гогена

И изменишься ты, но не станешь лучше.

Подражание Христу

В ноябре 1884 года, когда Гоген готовился уехать следом за женой в Данию, Шуффенекер, только что получивший диплом педагога, добился нового успеха на поприще, о котором мечтал: уже преподавая рисунок в школе на улице Фурно, он получил назначение еще и в лицей Мишле в Ванве.

Добряк Шуфф рад был бы помочь другу, но семья его разрослась, у него было теперь двое малолетних детей, и он не многое мог сделать для Гогена, разве что изредка пригласить его к обеду.

Гоген временно поселился неподалеку от своей старой квартиры, на улице Фурно, рядом со скульптором Буйо, в тупике Фремен, который, по словам Гогена, немножко напоминал «Двор чудес». Но вопреки надеждам Гогена, Буйо его на работу не взял, правда, пообещав сделать это в довольно скором времени, когда получит большой заказ.

«Ты спрашиваешь, что я собираюсь делать этой зимой, — писал Гоген Метте 19 августа. — Сам не знаю. Все зависит от того, какие у меня будут средства. Без ничего — ничего не получится».

Если бы только ему удалось продать одну-две картины! Но он сам признавался, что торговля картинами «совершенно заглохла». На Берто он давно уже не рассчитывал, а «проклятый иезуит Дюран-Рюэль» на него «плюет».

Но все равно. Гоген писал жене, что именно на живопись возлагает все свои надежды. Как-то он повстречал Жоббе-Дюваля, и этот бретонец из Карэ между прочим рассказал Гогену о маленьком местечке Понт-Авен в Финистере, куда ездят многие художники. Там не только можно дешево прожить, но вдобавок хозяйка маленькой гостиницы Мари-Жанна Глоанек предоставляет художникам широкий кредит. Только бы Гогену раздобыть немного денег, и он поедет туда будущим летом. «Если дела пойдут на лад, — писал он Метте в письме от 19 августа, — и талант мой будет развиваться, да за него еще будут платить, я подумаю о том, где бы обосноваться прочно. А ты со своей стороны попытайся помочь мне составить имя в Дании. Это принесет тебе не меньше пользы, чем мне. К тому же это лучший способ соединиться».

Как видно, Метте этого не считала — во всяком случае, на письмо она не ответила.

В ожидании, пока осуществятся его отдаленные планы, Гоген должен был позаботиться о насущных нуждах — прокормиться и прокормить «своего» Кловиса. Ему это удавалось с трудом, он влачил «нищенское» существование, и это его удручало. Вдобавок фирма «Дилли и К^о», парижское отделение которой помещалось на улице Пердонне, 19, «одолевала» Гогена из-за аванса, который он удержал, и товаров, которые по вине Хермана Таулова без движения лежали в Норвегии.

Гоген никогда не мог до конца отказаться от своих мечтаний. Теперь, когда он уехал из Копенгагена, представительство Рубе стало казаться ему очень перспективным. Пораженный тем, как фирма расширила свои дела во Франции и Бельгии, он просил жену поинтересоваться датским рынком. «Поверь, это дело серьезное!» — убеждал он ее. Кроме того, он возобновил связи с испанскими революционерами Сорильи. В конце августа он поехал в Лондон, чтобы встретиться с ними — «сама знаешь где», — написал он жене. Перед отъездом Гоген отдал Кловиса своей сестре Мари, которая вышла замуж за чилийского коммерсанта Хуана Урибе. Но хотя Мари стала состоятельной женщиной, она весьма неохотно взяла к себе племянника.

Почти три недели провел Гоген в Великобритании. На обратном пути он остановился в Дьеппе — ему хотелось писать. Он был очень доволен поездкой: «Как ты знаешь из копенгагенских газет, положение в Испании осложнилось, а это, естественно, будет способствовать тем небольшим переменам, к которым мы стремимся. Так что это вопрос времени, и я не преминул возобновить старую дружбу. Стало быть, в будущем это дело почти верное», — утверждал Гоген.

В Дьеппе Гогена ждала почта. Но он был крайне удивлен, что среди писем не оказалось письма от жены. «Признаюсь тебе, твое нынешнее молчание кажется мне просто непостижимым, ведь вот уже месяц я не получаю от тебя ни строчки… Следовало бы помнить, что дети у тебя, и их здоровье беспокоит отсутствующего». У Гогена зародилось подозрение. От Шуффа он узнал, что Буйо решил отказаться от его услуг. Буйо наконец получил долгожданный большой заказ, но ему навязали другого помощника. «Есть во всем этом что-то туманное, что я не решаюсь себе объяснить, — писал Гоген жене. — Уж не написала ли ты мадам Буйо? Я ведь знаю, что ты мечтаешь, чтобы я вернулся на биржу… — И он добавлял кисло-сладким тоном: — Ты ведь знаешь, я всегда инстинктивно догадываюсь о том, что происходит, и уверен, в настоящую минуту твоя сестра опять верховодит тобой… Конечно, мне нанесли тяжелый удар, но ничего, — хорохорился он, — не такой я человек, чтобы не оправиться, особенно теперь, когда я привез из Лондона кое-какие козыри».