Жизнь двенадцати царей. Быт и нравы высочайшего двора

– Ты будешь сегодня на маскараде? – спросил Николай Павлович, обращаясь к нему.

– Не могу, у меня дежурство в полку, – ответил Александр.

– Отчего же ты обедаешь дома? – удивился Николай Павлович.

– Мне вечером в полк, подменить князя Шаховского. У него лихорадка: днём терпимо, а ближе к ночи конвульсии начинаются, – принялся объяснять Александр, не глядя на Николая Павловича.

– Надеюсь, это не опасно. Намедни видел Шаховского, он держится молодцом: никогда бы не подумал, что ему так худо, – усмехнулся Николай Павлович. – Впрочем, это было днём.

– А я поеду на маскарад, – вмешалась Мария Николаевна. – У меня костюм Клеопатры готов.

– Костюм подходящий, но на маскарад тебе лучше бы не ездить, – сказал Николай Павлович.

– Это почему? – спросила Мария Николаевна, бросив на него острый взгляд. Она была похожа на отца и внешностью, и властным характером, и этим пронзительным взглядом, лишь ростом была гораздо ниже Николая Павловича.

– О тебе говорят бог знает что, домысливают то, чего никогда не было, и ты сама отчасти виновата в этом. Мужа своего почти что оставила, с кавалерами кокетничаешь, вино пьёшь сверх меры и сигары куришь, – недовольно проговорил Николай Павлович. – Сигары! Гадость какая! Я не люблю, когда мужчины курят, а уж когда дамы, это никуда не годится.

– Но Екатерина Великая тоже курила сигары, – заметила Мария Николаевна. – Что касается моего мужа, вам известно, как я любила его. Я готова была уважать и почитать супруга своего, но вам также известно, что он оказался недостоин этого: карты и кутежи – вот и все его интересы! Ну и что мне делать, запереть себя в четырёх стенах?.. Как хотите, но на маскарад я поеду!

Николай Павлович насупился, однако до сих пор молчавшая Александра Фёдоровна сказала:

– Не понимаю, в кого ты такая вышла, Мэри. Мне немного требуется, чтобы быть довольной: раз я могу быть с моим мужем, мне не нужно ни празднеств, ни развлечений; я люблю жизнь тихую и уединённую; я домоседка.

– Ты мой ангел! – Николай Павлович взял её руку и поцеловал. – Вот, дети, берите пример с вашей maman и меня: скоро двадцать пять лет, как мы женаты, а наш союз по-прежнему скреплён уважением и любовью. Мои советы просты: берегите свою семью, заботьтесь о своих близких и служите России – тогда крепок будет ваш дом, как дом, поставленный на камне.

– Мой Бог, вы имеете большое сердце и ум! – растрогалась Мария Александровна, прикладывая платок к глазам.

* * *

Лучшие маскарады в Петербурге проводились у отставного полковника Василия Васильевича Энгельгардта, построившего на Невском проспекте большой дом для празднеств и благотворительных собраний. К Энгельгардту мог прийти любой желающий, заплативший за билет, поэтому здесь присутствовали как представители высшего света, так и полусвета, и даже часть городского общества из числа чиновников и купцов, что вносило в маскарад некоторую долю вольности. Участники маскарада могли совершать поступки, не соответствующие светскому кодексу поведения: тут можно было интриговать и дразнить, завлекать и шутить, не рискуя ни именем, ни репутацией.

Мужчины и женщины, надев маски и карнавальные костюмы, ждали первых звуков музыки, чтобы начать кружить по зале; каждый мужчина старался узнать по росту и телодвижениям даму, к которой клонилось его сердце, а дамы делали в ответ многозначительные намеки, и было непонятно, знает ли она этого мужчину или только притворяется, что знает его.

По замечанию одного тонкого наблюдателя общественных нравов, притворство было во всём: какая-нибудь великосветская дама, блистающая на словах своей наивностью, с любопытством спрашивала, что такое маскарад, и сожалела, что никогда не видала его, – в то время как на самом деле довольно часто бывала на маскарадах, но ездила с предосторожностями. В другом углу зала престарелая матрона, скрывши под капюшоном и маской своё безобразие, высматривала себе юных поклонников. Недалеко от неё почтенный старичок, шея на подпорках, дабы голова не качалась чересчур уж шибко, лицо и волосы раскрашены, уверял, что бывает здесь ради внука, которого приобщает к свету.

Николай I с дочерью Марией Николаевной во время прогулки по Дворцовой набережной.

Неизвестный художник

Знакомства завязывались с необыкновенной быстротой, блуждающие без цели сердца схватывались на лету; ловцы и жертвы были одинаково довольны этим. Уже через самое короткое время после начала маскарада образовывались пары, которые вскоре удалялись во внутренние комнаты, причём, дамы, не желавшие открыть своё лицо, так и не открывали его, оставаясь таинственными незнакомками для своих кавалеров после весьма близкого знакомства.

Измена витала в воздухе: бывало, что после маскарада вчерашние друзья становились злейшими врагами; рушились браки; кто-то стрелялся со своим давним приятелем, а кто-то стрелял в себя. Для почтенных отцов семейств и для супругов ветреных жён маскарады были сущим наказанием, уклониться от которого было, однако, невозможно, поскольку так было принято в свете и, что очень важно, поощрялось императором, нередко посещавшим маскарады.