— Не знаю, — ответил Трэдлс. — Он уехал вместе с матерью, которая все время причитала, умоляла и винилась. Они уехали ночной лондонской каретой, и больше ничего я о нем не знаю. Разве только то, что, уезжая, он держал себя нагло и не скрывал своей ненависти ко мне. Должно быть, он считал, что всем обязан мне не меньше, чем мистеру Микоберу. Это я считаю комплиментом — так я ему и объявил.
— А как вы думаете, Трэдлс, у него есть деньги? — спросил я.
— Ох, да! Думаю, что есть, — ответил Трэдлс, насупившись и покачивая головой. — Не тем, так другим способом он, конечно, прикарманил немалую толику. Но если вы проследите, Копперфилд, его путь, вы убедитесь, что деньги никогда не отвратят такого человека от зла. Он воплощенное лицемерие и к любой цели будет идти кривой дорогой. Это его единственное вознаграждение за то, что внешне он вынужден себя обуздывать. К любой цели он ползет пресмыкаясь, и каждое препятствие кажется ему огромным. Потому он и ненавидит всякого, кто, без какого бы то ни было злого умысла, оказывается между ним и его целью. И в любой момент, даже без малейшего на то основания, может избрать еще более кривой путь. Чтобы это понять, следует только поразмыслить, как он себя здесь вел.
— Это какое-то чудовище подлости, — сказала бабушка.
— Право, не знаю, — задумчиво проговорил Трэдлс. — Многие могут стать подлецами, если только захотят.
— Ну а теперь перейдем к мистеру Микоберу, — сказала бабушка.
— С удовольствием! — заулыбавшись, сказал Трэдлс. — Еще раз я должен сказать, что восхищаюсь мистером Микобером. Если бы не его терпение и настойчивость, нам не удалось бы сделать ничего заслуживающего внимания. А если мы представим себе, какую цену он мог бы потребовать от Урии Хипа за свое молчание, нам станет ясно, что мистер Микобер добивался только справедливости, одной справедливости.
— Совершенно верно, — сказал я.
— Сколько же мы ему предложим? — спросила бабушка.
— Ох! Прежде чем к этому перейти, — сказал Трэдлс, слегка смущенный, — должен вам сообщить, что я счел благоразумным в этой незаконной проверке сложных дел — а проверка эта совершенно незаконная с начала до конца! — обойти два пункта, ибо не в силах был охватить всего разом, это долговые расписки, выданные Урии Хипу мистером Микобером по получении авансов…
— Ну что ж, их надо погасить, — сказала бабушка.
— Совершенно верно, но я не знаю, когда их могут подать ко взысканию, а также где эти расписки, — вытаращив глаза, сказал Трэдлс, — и предчувствую, что мистера Микобера до его отъезда будут постоянно арестовывать или накладывать арест на его имущество.
— Тогда надо будет его каждый раз освобождать или снимать арест с имущества, — заметила бабушка. — На какую сумму они выданы?
— Мистер Микобер по всей форме заносил в книгу эти сделки — он называет это «сделками», — смеясь, ответил Трэдлс, — и подвел общий итог: сто три фунта пять шиллингов.
— Сколько же мы ему дадим, включая эту сумму? — спросила бабушка. — Агнес, дорогая, мы поговорим с вами потом о вашей доле. Ну, сколько же мы дадим? Пятьсот фунтов?
На этот вопрос мы с Трэдлсом ответили вместе. Мы оба порекомендовали ограничиться небольшой суммой наличными и уплатой по исполнительным листам Урии Хипа, когда они поступят. Мы предложили также оплатить проезд всего семейства, экипировку и дать на дорогу сто фунтов, а с мистером Микобером заключить соглашение о возврате полученных им денег, ибо для него будет весьма полезно сознавать свою ответственность. К этому я добавил, что сообщу мистеру Пегготи, на которого можно полагаться, необходимые сведения о мистере Микобере и что мистер Пегготи мог бы потом ему передать от нас еще сотню фунтов. Предложил я также заинтересовать мистера Микобера судьбой мистера Пегготи, сообщив ему историю последнего в тех пределах, в каких это будет сочтено разумным и целесообразным, и, таким образом, побудить их обоих помогать друг другу для их общей пользы. Все это мы обсудили, и, забегая вперед, я должен сказать, что вскоре после нашего обсуждения установились прекрасные отношения и полное согласие между теми, о ком мы говорили.
Трэдлс снова поглядел с беспокойством на бабушку, и я напомнил ему, что он хотел коснуться еще второго, последнего пункта.
— Прошу прощенья, Копперфилд, у вас и у вашей бабушки, если я затрону один, очень болезненный вопрос, но, боюсь, я это должен сделать, — нерешительно сказал Трэдлс, — и о нем необходимо вам напомнить. В тот день, когда мистер Микобер выступил с памятным разоблачением, Урия Хип угрожающе намекнул на супруга вашей… бабушки.
Не изменяя позы — она сидела все так же прямо, внешне спокойная, — бабушка кивнула головой.
— Это не просто наглость? — спросил Трэдлс.
— Нет, — сказала бабушка.
— Простите меня… Но в его власти действительно находится… подобное лицо? — спросил Трэдлс.
— Да, мой дорогой друг, — ответила бабушка.