Жизнь

— В санбат несу… Не шевелитесь, товарищ старший лейтенант. Вы ранены, — строго сказала Маша.

— Знаю. Погоди… Ишь, какая сердитая… Может, и рана того не стоит, чтобы людей утруждать… Тебе бы только побольше людей с поля боя таскать…

— Товарищ старший лейтенант… Не разговаривайте… Несите, товарищи санитары.

— Ну-ну, не горячись, Машунька. Дай отдохнуть людям… — Доброполов вытер рукавом пот с бледного лба, провел языком по сухим запекшимся губам. — Скажи, как рота? Бойко жив?

— Жив, товарищ старший лейтенант, жив. Он принял командование ротой… И Стременной, комвзвод второй жив… И Петрухин… — голос Маши радостно зазвенел в солнечной тишине… — А фрицы тикают, ой как тикают… И танки наши по шляху уже в город пошли…

— Что ты говоришь, Маша?.. А как же я?.. Эх ты, помощница смерти… Неси обратно… Сейчас же неси!

— Молчите, а то я вам… — и Маша шутливо замахнулась на Доброполова, засмеялась…

«А Пуговкин убит… И еще кто-то»… — силился припомнить Доброполов. Сердце его сжималось, и горлу подступала терпкая горечь. «Но высота наша!.. И этот городок с церквями наш. И над Нессой уже не будут свистеть снаряды… И Аксинья Ивановна теперь будет смело копать свою картошку…».

Доброполов улыбался… Новый приступ боли чуть не помутил сознания. Доброполов скрипнул зубами, — так не хотелось этой боли, так трудно было смириться с мыслью, что пришлось оставить роту… И как это случилось, что в последнюю минуту атаки он не видел Бойко, не успел сказать ему напутственного слова. Неизвестно — когда придется теперь свидеться? Да и придется ли?..

Доброполов попросил пить, и Маша поднесла к его рту фляжку с водой, пахнущей болотом. Санитары вновь подняли носилки, понесли. Доброполов впал в полудремотное забытье, но тотчас же очнулся в тревоге… Голубое, жаркое небо расстилалось над ним, как бездонный, охваченный штилем океан. Доброполов напряг скомканные мысли, силился припомнить что-то важное, забытое в горячке боя, и не мог… Но вдруг вспомнил: пестрый, расшитый голубыми узорами узелок — подарок Аксиньи Ивановны.

Как он мог забыть о нем?

— Маша, — заискивающе позвал он. — Слышишь, Маша?..

— Что еще такое, товарищ старший лейтенант? Вот чистое наказание мне с вами… Хоть бы до санбата полежали.

Доброполов попросил санитаров остановиться.

— Не серчай, Маша… Вот здесь, в моей сумке… Достань… одну вещь…

Девушка, недовольно хмурясь, порылась в сумке.

— Это? — спросила она, протягивая узелок.

Доброполов кивнул:

— Развяжи…

Жадными нетерпеливыми глазами он следил за пальцами Маши… Санитары с любопытством смотрели на Доброполова. Маша вытащила из узелка что-то аккуратно завернутое в вышитый платочек. Доброполов взял сверток, торопливо развернул. По бледному лицу его, покрытому капельками пота, разлилась широкая улыбка. В его руках оказалась трубка, маленькая коричневая трубка, отличной домашней работы неведомого лесного мастера. И еще в платочке лежали две связки листового желтого, как янтарь, табаку.

— Маша, а ведь это трубка, — как бы сомневаясь, тоном удивленного ребенка проговорил Доброполов.

— Трубка, товарищ старший лейтенант… Ой, боже… и что мне с вами делать?..

— И табак, Маша…

— И табак… Не разговаривайте, пожалуйста.

— Но ты не знаешь, помощница смерти, что это за трубка…

— Откуда я знаю, если это ваша трубка… Санитары, несите.

— Нет, постой. Закурить-то мне надобно…

Он вспомнил каменный мрачный свод погреба, маленького Митяшку, больную старуху, даже ягненка в ящике и засмеялся глубоко, растроганно, радостно…

— Ах ты, милая хозяюшка, Аксинья Ивановна! — проговорил он, и слезы выступили на его глазах. — Видать, трубка не простая, ежели ты подарила ее мне. И как ты догадалась, что для человека на войне это самый подходящий подарок. Ну-ка, Маша, помоги набить. Мой-то табачок в Нессе размок…

Маша, все больше нервничая и сердясь, быстро набила трубку, зажгла. Доброполов жадно затянулся, блаженно закрыл глаза…

Звенели оводы, посвистывала в орешнике птичка, сияло над головой просторное бесконечное небо, и орудия бухали все отдаленнее и глуше.

Смерть отступала на запад… А здесь было солнце. Оно словно пронизывало все существо Доброполова горячими лучами… Он пил теплый воздух полными глотками и, несмотря на раздирающую боль в ноге, задыхался от каких-то новых, доселе неведомых чувств.

— Маша!.. Ты скажи, все-таки, — не унимался он. — Где медсанбат этот самый?.. Куда ты несешь меня?..

— Вам лучше знать, товарищ старший лейтенант, куда я вас несу, — недовольно ответила Маша, — туда, где вам подарки дарят. Вот куда…

— Ого. Чуть не угадала… — засмеялся Доброполов. — Когда же ты успела разузнать? И кто мне подарил трубку?

— Молчите! — уже не на шутку рассердилась Маша. — Несем, товарищи. И что это за ранбольной — наказание одно!..

VI

Доброполов лежал под парусиновой крышей палатки медсанбата. Закрыв глаза, отдаваясь смутному течению мыслей, он с наслаждением слушал мирную убаюкивающую музыку ночи. Сонно гудели в Нессе лягушки, всюду, словно маленькие золотые колокольчики, спрятанные в траве, звенели сверчки.