Жизнь

– То есть любой из нас может проснуться с мыслью «Хочу убить» и совершить преступление? – уточняла, серьезно сдвинув брови, телеведущая в ярко-красном блейзере и намеренно взъерошенной копной черных волос.

Оператор по настоянию режиссера показал телезрителям несколько ошеломленных лиц зевак, которые наблюдали за происходящим сидя в студии.

– Человеческий мозг – это обилие тайн, которые дают неисчерпаемую почву для исследования, – улыбаясь, продолжил рассказ доктор Мастти. – Однако чем больше ученные стараются разгадать наш разум и его способности, тем сложнее им это удается. Нельзя сказать, что психически-нестабильными только рождаются. Это могут быть абсолютно нормальные люди, пока рычажок безумства, спровоцированный каким-либо импульсом, не сменит пассивное положение на активное.

– О, да! – довольно протянул я и шире ухмыльнулся.

– Люди признаются невиновными на основании умопомешательства, когда обвиняются в самых разных преступлениях, – продолжал доктор, после очередной съемки массовки: – Приблизительно шестьдесят пять процентов преступлений относятся к категории наиболее жестоких. Около пятнадцати процентов оправданных составляют обвиняемые в убийстве средней тяжести. Но, к сожалению, Себастьян Эскалант относится к первой категории…

Все даже намного лучше, чем я рассчитывал! Браво мне!

Деньги Солер пока моими стать не могут. Зато семья Эскалант со своим бюджетом теперь у меня во власти. Их капитал, значительно превышает солеровский, но и это для меня не главное.

Главное – это месть, которая оказалась слаще, чем я предполагал.

Глава 52 Жить безумством

Январский дождь грозил превратиться в ливень. Серые тучи окутывали город, сливаясь с туманом. Казалось, сама природа помогала провести похороны графини Солер без докучливых и неуместных репортеров.

Древнему обряду, воплощению таинства смерти столько же лет, сколько и человечеству. Без него нет жизни. Это та самая точка реального существования, и поставить ее – самое сложное и невозможное действие в мире.

Сегодня ее хоронят.

Мне не разрешили приехать на кладбище. Но мне это и не нужно. Ведь закрыв глаза, и я мог видеть, как черный блестящий автомобиль вез ее хрупкое тело. Слышал, как капли дождя барабанили по лаковой крышке гроба, в котором лежала она. Знал, что шестеро мужчин, в траурно-черных костюмах, несли к месту, где покров земли будет домом для тела, в котором пять дней назад жила ее душа.

Хочу к ней.

Хочу лежать рядом. Хочу держать ее холодную ладонь и пытаться согреть до тех пор, пока во мне стучит сердце. То самое сердце, которое я так поздно отдал ей…

Больно. Невыносимая боль крушила меня беспощадно. Она съедала меня, словно обжорливая, ненасытная саранча.

Сегодня ее хоронят.

Я больше никогда не поговорю с ней. Не услышу ее голос с едва заметной хрипотой и волнующим меня акцентом. Я не коснусь ее. Не вдохну аромат нежной кожи, украшенный знаменитым парфюмом.

Она больше не услышит, что я люблю ее. Не узнает, что я готов отдать все, включая собственную жизнь, лишь бы она жила. Пусть не со мной. Пусть любила бы другого! Не вспоминала бы обо мне и даже не знала, что я умер ради нее.

Вот она любовь.

Не такая, как в книгах или мелодрамах. Не та, что в стихах и поэмах. Эта любовь, ради которой начинались войны. Любовь, которая лишает жизни, сердца и делает убийственно уязвимым.

Эта любовь – настоящая.

Я не мог, не верить в нее, ибо слышал ее крик внутри. Она билась в конвульсии, понимая, что бессмертна, неисчерпаема, и только моя.

Сегодня хоронили женщину, которой я принадлежу. Вместе с ней зароют в сырую, промерзлую землю и меня.

Ливень хлестал по борту моей яхты, ветер поднимал мощные волны и раскачивал смелое судно, посмевшее выйти в море в шторм.

Я подставил лицо каплям холодного дождя. Хочу еще немного потянуть время перед тем, как превращусь в убийцу и в самоубийцу. Во мне больше ничего не осталось, кроме ноющего от жестокой боли сердца и неугасимой жажды мести.

Еще пару минут, и я отниму жизнь у мерзкой твари, которая лишила меня ее. Привычная судорога сжала внутренности, и я переборол желание согнуться пополам, чтобы хоть как-то облегчить муку. Я сильнее стиснул холодную сталь своей «Беретты 92» в правой руке, и повернулся к нему.

Связанное существо сидело передо мной. Я слышал, как оно пыталось что-то мне сказать, но кляп в его рту предотвращал эти попытки, превращая слова в протяжное мычание. В моих глазах оно утратило человеческие черты. Это случилось ровно в тот миг, когда эта тварь убила ее.

Черт!

Я сжал зубы, переживая очередной спазм раздирающей боли. Однако разум, словно настоящий садист, опять всколыхнул воспоминания, вызывая образы девушки, ставшей для меня всем. Я больше никогда не увижу эти глаза-океаны, не поцелую ее губы, не услышу смех, не вдохну аромат…

Она мертва.

В этом виноват человек, который меня предал. И в этом виновен я сам. Причинил ей столько страданий! Я не смог сделать ее счастливой, хоть и пришел в этом мир ради нее. Как же поздно я понял это! Необратимо поздно.