Жюль Верн

- Я очень хорошо знаю образцы народной поэзии, только того, что я знаю, недостаточно для...

- Недостаточно для... для чего? - вкрадчиво пропел учитель, подходя к Жюлю так, как это делает тигр, когда он намерен напасть на беспечного охотника, - несколько сбоку... От учителя пахло, как от клумбы с цветами.

-Недостаточно для большого успеха, - договорил Жюль, опуская глаза.

-Ты хочешь большого успеха? - нараспев произнес де Ляфосс. - Это что-то новое. Неслыханное!

- Да, хочу большого успеха, - упрямо повторил Жюль. - После того, как мы узнали о сочинении Пьера Дюбуа, стыдно получить обыкновенное "хорошо". Я тоже имею право на похвалы и внимание всего класса.

-Кто же и что тебе мешает? - спросил учитель. Жюль вздохнул. Были в этом вздохе боль, тоска и очень много страдания, - следовало прислушаться к этому вздоху.

- Я очень плохо знаю то, о чем вы спрашиваете меня сегодня, бесстрашно проговорил Жюль. - Я должен в этом признаться. Разрешите сесть.

И, не дождавшись разрешения, сел за парту.

Все ученики, затаив дыхание, стали следить за тем, что будет дальше, что сделает учитель. Он не отличался добросердечием и всегда сурово наказывал малейшее непослушание и вольность. Как он поступит сегодня? Жюль один из первых по французскому языку, - что это с ним и почему так болезненно морщится его сосед - Пьер Дюбуа?

Анри де Ляфосс вынул из кармана платок, отер лицо, лоб, затылок, подкинул платок, поймал, рывком сунул его за манжету на левой руке и решительными шагами направился к своему столу. Здесь он остановился, повернул голову вправо, словно прислушиваясь к чему-то, потом раскрыл журнал и потянулся за пером.

Жюль сидел, опустив голову; он тяжело, порывисто дышал, и на душе у него было неспокойно и легко в одно и то же время: неспокойно потому, что все сложилось так, как оно сложилось, и легко потому, что он поступил так, как следовало, как нужно было. Пусть его накажут, пусть все думают, что он и в самом деле плохо приготовил урок. Жюль на крохотном опыте своей жизни знал, что такие мелочи скоро забываются, но никогда не забудется поступок великодушия и чести, никогда не сотрется в памяти школьных товарищей нечто такое, что связано с характером, с поведением человека, сказавшего А и потому обязанного произнести и все остальные буквы алфавита...

"Я выручил товарища, мне от этого плохо, я не должен поправлять это плохое за счет успеха товарища", - размышлял Жюль, и эти размышления облегчали его и даже радовали.

Что же происходило с учителем? Он захлопнул журнал, резко отбросил его в сторону; журнал скользнул и упал на пол. Подбежал дежурный и поднял его. Учитель поднялся со стула, костяшками согнутых пальцев оперся о стол и трагическим голосом, искусно поднимая и опуская его в нужных местах, проговорил:

- Мой дорогой Жюль Верн! Твой ответ и последовавшая за ним демонстрация возмутили меня до глубины души! Одной плохой отметки я нахожу недостаточно. Чрезвычайно недостаточно! Я очень прошу тебя побеспокоить твоего отца, как это ни грустно для меня. Иными словами, прошу тебя завтра же прийти в школу вместе с высокоуважаемым месье Пьером Верном...

Он сделал длительную паузу, глядя на сидящих перед ним учеников так, как актер смотрит на ряды партера.

- Иногда позволительно, - продолжал он с тем же декламаторским пафосом, - вовсе не знать урока, за это полагается самый низкий балл, но непозволительно садиться на место, не получив на то разрешения. Вы сами слышали, каким тоном было сказано: "разрешите сесть". Не тоном просьбы, а тоном утверждения, - да, да! Вот, дескать, я сажусь, но... Это демонстрация! Незнание урока плюс демонстрация! За это полагается...

Он уже устал. Он никогда так много не говорил за один прием. Он был мастером "полувздоха", как отзывались о нем балагуры из Нантского клуба. Он опять достал свой платок, пустил волну благоухания и, никак не употребив его, снова заложил за манжету.

- За это полагается личная беседа с отцом провинившегося, - продолжал он. - Провинившийся, таким образом, наказывает своего отца, отрывает его от дела, огорчает его. Что поделаешь, иначе нельзя. Итак, ты понял меня, Жюль?

Жюль глубоко вздохнул.

Все товарищи смотрели на него.

Жюль встал и вежливо, как полагается, ответил:

- У меня отличная память, месье де Ляфосс. Я охотно исполню вашу просьбу, накажу моего отца. Кстати, он завтра свободен. Он с удовольствием поговорит с вами. Разрешите сесть?

Учитель долго молчал. Он закрыл глаза и, видимо, о чем-то думал. Наконец, последовал ответ:

- Стой так до конца урока!

Где-то, совсем близко от той парты, за которой стоял Жюль, булькнул звонок, возвещающий конец урока...

Глава пятая

МЕЧТЫ

В приморскую гавань Нанта ежедневно приходили корабли из Англии, Португалии, Испании и других стран. Большие торговые корабли бросали якоря и принимались за выгрузку, погрузку или ремонт, а потом снова плыли - на юг или север. Раз в неделю приходил бокастый, широкотрубый "Нептун", он пришвартовывался у пристани, матросы сходили на берег, и начиналась выгрузка товаров.