Жёстко и угрюмо

Я втянул ноздрями солёный воздух и насладился.

Полная кругосветная ходка заняла больше десяти лет – но я её сделал.

Хорошее, здоровое ощущение путешественника, добравшегося до последнего привала, не покидало меня несколько дней.

Я стал человеком, который видел Тихий океан с обоих берегов.

В аэропорту писателей погрузили в автобус и повезли прочь от города, через длинный и красивый мост – на остров Русский, и заселили в гостиницу.

Писатели с изумлением обнаружили, что на территории острова Русский не продают никакого алкоголя, и даже запрещено курить.

– Режимный объект! – нервно крикнул писателям охранник, хмуря брови и прогоняя их, закуривших возле входа, прочь.

Охранник, конечно, не узнал писателей, – а они, бывало, закуривали на чеченских блокпостах, в окопах Донбасса, на авиабазах в Сирии, в Лефортовской тюрьме, на Манхэттене, в Париже, в Шанхае, в Пхеньяне, в Сиднее, на пляже в Лос-Анжелесе, на съёмках фильма «Ночной дозор», в бане у Никиты Михалкова, на кухне у Эмира Кустурицы, в бункере нацболов, в Государственной Думе, в бухте Ногаева и ещё чёрт знает где.

Писатели из Москвы были расстроены, почти оскорблены в тот первый день; раздражённые и трезвые, они разбрелись по номерам и уснули.

Впоследствии выяснилось, что остров Русский, включая Дальневосточный университет, студенческий кампус и гостиничный комплекс, действительно является зоной полного воздержания; ни единого окурочка не валялось на всей территории. Здесь был разрешён только кофе.

К счастью, на второй вечер к литераторам Москвы приехали в гости литераторы Владивостока, и привезли огромное количество выпивки, почему-то преимущественно сладкого шампанского и сладкого красного вина.

Очевидно, литераторы Владивостока представляли жизнь литераторов Москвы как нечто сладкое. Или, в крайнем случае, полусладкое.

Так или иначе, все литераторы Москвы обильно опохмелились и воспряли духом.

В следующие два дня на острове гремел литературный фестиваль.

Писатели из Москвы собрали тысячные аудитории; на выступлениях Боголюбова, Перелехова и Демьяненко публика толкалась локтями в дверях. Успех был абсолютный. Ни один прилетевший столичный гость не поленился, все дали жизни, все вывернулись наизнанку; многочисленная молодёжь Владивостока сверкала глазами и любила нас, а если не любила – то изучала заинтересованно; а мы любили её; в этом был весь смысл.

Я наслаждался вдвое, втрое против остальных. Я праздновал завершение личной кругосветки.

Пацанчик, рождённый в СССР, в фабричном городе Электросталь, проутюжил планету.

Я смотрел на других писателей – и понимал: они тоже кайфуют, им тоже понравился Владивосток, город на сопках, крайний порт страны, дальше только Сахалин и Япония.

Владивосток был хорош: туманный, свежий, романтический, русский Сан-Франциско; в него нельзя было не влюбиться.

Припомнив легенды о дальневосточном преступном мире, о здешних контрабандистах, о перегонщиках праворульных японских автомобилей, я взял с собой в поездку исключительно чёрную одежду, и даже потренировался дома перед зеркалом, освежил в памяти основные приёмы распальцовок, уже основательно забытые; мало ли, вдруг пригодится. Однако не пригодилось; столица Приморья совсем не походила на город грехов. Я не увидел ни одного мальчишки, сидящего «на кортах», не поймал ни одного подозрительного взгляда, не услышал ни одного грубого выкрика.

Не дежурили на углах проститутки, не валялись использованные шприцы.

Более всего походили на злодеев как раз писатели из Москвы: организатор фестиваля Слава Коновалов, стокилограммовый человек со шрамом на щеке, мастер спорта по тяжёлой атлетике, а также и Елизаров, одетый, как и я, в чёрное и не снимавший с головы капюшона.

Выступление Елизарова назначили на последний день фестиваля, и, разумеется, не на острове Русский, не на территории университета – а в центре города, в модном клубе «Водолей».

Прочие писатели тоже отправились на концерт, и я увязался следом.

Мы должны были составить фан-группу Елизарова, поддержать собрата.

Вдруг никто, кроме нас, не придёт слушать срамные баллады московского артиста?

Кому он тут нужен, Елизаров, в девяти тысячах вёрст от Москвы? А вдруг никому? А вдруг провалится дело?

К финалу фестиваля писатели из Москвы уже разобрались, кто кому нужен, а кто не очень нужен, как жить на острове Русский, как грамотно и вовремя запастись пивом и вином, и под каким кустом выкурить сигарету, вне бдящих глаз охранников.

В назначенный час писателей, уже малёхо поддатых и на всё готовых, привезли к дверям «Водолея».

Я увидел и изумился.

Возбуждённая цветная толпа из сотни молодых людей колыхалась у входа.

А за дверью, вниз по лестнице, в подвальном, прохладном, тёмном помещении – дышала азартом, восторгом и алкоголем ещё более тесная толпа.

Нас провела внутрь одна из организаторов концерта, большеглазая девушка Галя, возбуждённая и раскрасневшаяся: она сообщила, что площадка едва вместила всех желающих, продано больше трёхсот билетов, каждый ценой в 700 рублей, для Владивостока – большие деньги.