Жестокое и странное

Проехав по Кэри-стрит, я свернула налево и, оказавшись в своем районе, направилась к дому Брюса Картера, районного судьи. Он жил на Салгрейв в нескольких кварталах от меня, и я вдруг вновь ощутила себя маленькой девочкой в Майами, глядящей широко раскрытыми глазами на большие особняки, казавшиеся мне тогда дворцами. Я вспомнила, как ходила от дома к дому с тележкой, полной цитрусовых, зная, что элегантные руки, раздававшие мелочь, принадлежали той недосягаемой категории людей, которые испытывали жалость. Я помнила, как с карманами, полными центов, возвращалась домой и ощущала запах болезни в спальне, где лежал умирающий отец.

Фешенебельный Уиндзор-Фармз не отличался вызывающей роскошью. Вдоль улиц с английскими названиями за тенистыми деревьями и длинными кирпичными стенами стояли дома в георгианском и тюдоровском стиле. Частная охрана ревностно служила их состоятельным обитателям, для которых сигнализация считалась ничем не лучше огнетушителя. Негласные правила имели большее воздействие, чем писаные законы. Развешивание веревок для сушки белья, равно как и неожиданный приход без предварительного уведомления, считались проявлением неуважения к соседям. Можно было не ездить на "ягуаре", однако если вашим транспортным средством являлся немного поржавевший пикап или, например, служебная машина из морга, вам следовало ее держать где-нибудь не на виду, в гараже.

В четверть восьмого я остановилась в конце длинной вереницы машин, стоявших перед покрашенным в белый цвет кирпичным домом с крытой шифером крышей. Яркие огоньки светились на елях и самшитах, подобно крохотным звездочкам, а на красной входной двери висел душистый свежий венок. Нэнси Картер встретила меня широкой улыбкой и тут же протянула руки, чтобы помочь мне снять куртку. Она говорила без остановки на фоне неразборчивого гула голосов многочисленных гостей, и свет мерцал в блестках ее длинного красного праздничного платья. Жене судьи было за пятьдесят, и деньги, сделав свое дело, превратили ее в произведение искусства. Хотя, я предполагала, в молодости она не отличалась особой красотой.

- Брюс где-то... - Она огляделась. - А бар там.

Она провела меня в гостиную, где по-праздничному яркое множество гостей чудесно гармонировало с огромным персидским ковром, который, на мой взгляд, стоил больше, чем весь тот дом по другую сторону реки, что я посетила перед этим. Я увидела судью, разговаривавшего с незнакомым мне человеком. Бросив беглый взгляд на лица, я узнала нескольких врачей, адвокатов, журналиста и руководителя администрации губернатора. В конце концов, у меня в руке появился скотч с содой, и ко мне подошел человек, которого я прежде не видела.

- Доктор Скарпетта? Фрэнк Донахью, - громко представился он. - С Рождеством вас.

- Спасибо, вас также, - ответила я.

Начальник тюрьмы, отсутствовавший по причине болезни в тот день, когда мы приезжали с Марино на "экскурсию", был маленького роста, с грубоватыми чертами лица и густыми седеющими волосами. Его одежда напоминала пародию на английского тамаду - ярко-красный фрак, гофрированная белая рубашка с кружевными манжетами и воротничком и красная бабочка, поблескивавшая крохотными огоньками. У него в руке был рискованно наклоненный стакан с чистым виски.

Он наклонил голову к моему уху.

- Мне жаль, что меня не было, когда вы приезжали в тюрьму.

- Ничего, с нами был один из ваших офицеров. Спасибо.

- Наверное, Робертс.

- Кажется, его так звали.

- Мне очень неприятно, что вам пришлось разбираться со всем этим. Окидывая взглядом комнату, он кому-то подмигнул позади меня. - Все это довольно дерьмово. Знаете, у Уоддела пару раз уже были кровотечения из носа раньше и высокое давление. Вечно он на что-то жаловался. Головные боли. Бессонница.

Я наклонилась к нему, чтобы расслышать.

- Эти парни в камерах смертников просто артисты-фокусники. И, честно говоря, Уоддел превосходил многих.

- Я не знала этого, - сказала я, взглянув на него.

- В этом-то и беда, что никто не знает. Что ни говори, никто ничего не знает, за исключением тех, кто находится возле них изо дня в день.

- Да, конечно.

- Так называемое перевоспитание Уоддела привело к тому, что он превратился в такого "душку". Я как-нибудь расскажу вам, доктор Скарпетта, как он хвастался перед другими заключенными тем, что он сделал с этой несчастной девочкой Нейсмит. Он себя просто героем возомнил.

В комнате было тепло и слишком душно. Я чувствовала, как его взгляд скользит по моему телу.

- Я, конечно, не думаю, что вас многое удивит, - добавил он.

- Да, мистер Донахью. Меня удивить уже трудно.

- Честно говоря, я не представляю себе, каково вам глядеть изо дня в день на то, чем вам приходится заниматься. Особенно сейчас, когда люди кончают жизнь самоубийством, убивают друг друга. Вот, например, эта несчастная леди, покончившая с собой в своем гараже на днях.