Жестокий. В уплату долга

Самое лучшее, что Булат мог бы для неё сейчас сделать – отпустить. Но тут уже не давала одержимость. Какая-то абсолютно ненормальная, больная. Хотя вряд ли, конечно, одержимость бывает нормальной. Это, кажется, даже в психушке не лечится.

***

Сжимаю в руке нож сильно, уверенно. Я не спасую. Не испугаюсь в последний момент. Всажу в него лезвие по самую рукоять.

Воздух вырывается из лёгких как-то сдавленно, почти болезненно. А что, если не смогу? Если не поднимется рука на этого подонка? Да я даже не дралась никогда, что уж говорить об убийстве. Только вот другого выхода нет. Не стану больше терпеть издевательства. Не позволю ему касаться меня, не позволю насиловать.

Я использовала все варианты. Стучала в стены, прыгала на полу. Кричала в открытое окно. Тщетно. Меня никто не услышал, а если и услышал бы, мало кто захочет связываться с таким соседом.

Оставался только этот вариант…

В замке поворачивается ключ. Поспешно поднимаюсь с пола, где просидела около двух часов. Дверь открывается, и я, шумно втянув ноздрями воздух, выскакиваю вперёд. Замахиваюсь и… Застываю, как тупая овца. Так и стою с поднятой вверх рукой, сжимая рукоять.

Булат не пытается меня остановить, лишь швыряет на пол пакеты и взгляд его становится тяжёлым.

– Ну? Чего остановилась? Давай, – разводит руки в стороны, словно приглашая меня пырнуть его. – Совет хочешь? Старайся попасть между рёбер. Вот сюда, – показывает, где у него сердце, хотя сильно сомневаюсь, что оно есть хоть у одного из братьев-подонков. – Попадёшь в ребро – не хватил сил его сломать. Тем более этим ножом. Тесак надо было брать. Которым я мясо рублю.

Да этот ублюдок забавляется! Насмехается надо мной! Изнасиловал, а теперь смеётся над моими глупыми, беспомощными попытками сбежать.

– Твааарь! – ору так громко, что мгновенно начинает саднить в горле. – Сука! – замахиваюсь ещё раз и на этот раз уже не теряюсь. Нож летит прямо в его грудь.

Будто со стороны наблюдаю, как острие приближается к его рубашке и вот-вот вонзится в его тело. Но этого не происходит. Он перехватывает мою руку одной своей, а второй бьёт по лицу наотмашь, и меня сносит в сторону. Он не даёт мне врезаться в стену, сгребает своей ручищей за талию и дёргает вверх.

– Успокойся, Злата! – зло встряхивает, а я, задохнувшись от того, как сильно он сжал меня, безвольно висну на его локте.

Он дышит спокойно, совершенно не волнуется. Ступает ровно, только сила, с которой прижимает меня к своему телу, говорит о том, что он зол. Открывает дверь спальни, что стала мне камерой пыток и, зашвырнув туда, захлопывает дверь.

Я ударяюсь об пол, счёсываю коленки и ладони. Падаю, обнимаю себя руками.

– Ненавижу! Ненавижу вас всех!

Проваливаюсь в забытье прямо на полу. Меня немного знобит и хочется пить, ломит кости. Но подняться сил нет. Через некоторое время слышу, как открывается дверь и Шамаев входит тяжёлой поступью.

В следующую секунду подхватывает на руки, кладёт на кровать. Ладонью трогает мой лоб, вздыхает.

– Хорошо, что купил лекарства. Я ещё вчера видел, что ты заболеваешь. Давай под одеяло, – накрывает меня и, взяв за щеки, сдавливает пальцами. – Тебе надо смириться. Нет у тебя другого выхода, красивая. Я тебя попробовал, и стало ещё хуже.

Следующие часы, а может, даже дни превращаются в пекло. День сливается с ночью, и я уже плохо различаю, где свет, а где тьма. Всё одно. Жар выжигает из меня всю жидкость, и я постоянно хочу пить. Хватаю стакан, который Булат подносит к моим губам, и залпом его опустошаю. Потом падаю на подушки и снова проваливаюсь во мрак.

Я вижу Антона, Имрана и Егора. Они стоят у кровати и смотрят на меня, о чём-то негромко переговариваясь. Вскоре к ним присоединяется Булат. Он берёт меня на руки, куда-то несёт. Я хочу закричать, чтобы все они оставили меня в покое, но из горла хрипом вырывается лишь невнятное клокотание, которое всё же сменяется криком, когда меня поглощает лютый холод. Кажется, что он пробирается во все клеточки, и мне невероятно сильно хочется согреться. Прихожу в себя, вижу ненавистное лицо Шамаева и тяну к нему скрюченные пальцы, чтобы вонзиться ногтями в его лицо.

– Тихо, не надо. Не трать последние силы. Ты чуть не сгорела от температуры, – он омывает меня холодной водой, а я беззвучно содрогаюсь от плача, стуча зубами.

– Х-х-холодно. О-очень, – выговариваю с трудом, но Шамаеву, похоже, плевать на мои жалобы. Он продолжает пытку несколько долгих минут, а потом всё-таки вытаскивает меня из ванной. На мне нет одежды, но закрыться или воспротивиться его прикосновениям я не могу, совершенно не осталось сил.

Он несёт меня обратно к кровати, кладёт на неё и, взяв полотенце, стирает с моего тела капли воды.

– Поспи, Злата. Нужно поспать, – твердит назидательно, и это единственное, с чем я согласна.

ГЛАВА 27