«Возрождение интереса к литературе уже много лет не даёт покоя социологам и прочим экспертам. Тем более, что послевоенный литературный процесс сопровождается весьма драматическими событиями. Взять хотя бы бесследное исчезновение кумира миллионов, нобелевского лауреата писателя Дмитрия Строгова. Его поклонники до сих пор надеются, что он ушёл в добровольный затвор, где пишет роман, который перевернёт мир. Хотя имперская полиция уверена, что он был убит одним из своих безумных почитателей, как знаменитый певец прошлого века Джон Леннон, а его тело унес Енисей, который редко отдаёт свои жертвы.
Напомним, прославленный писатель пропал в столице Объединённой Евразии в ночь с 15 на 16 февраля 2087 года, и уже четыре года о нём нет никаких известий. Правда, очередная сенсация на литературном рынке дала было поклонникам ушедшего мастера призрачную надежду. Некто прислал по электронной почте в издательство „Люблю читать“ рукопись романа, который обещает стать сенсацией, и, возможно, затмит произведения Строгова, издающиеся сегодня невиданными тиражами, несмотря на то, что ими переполнены и сетевые книжные магазины. Но роман „Ты — камень“ неизвестного автора, пишущего под псевдонимом „Отделённый“ — нечто совершенно новое по стилю и проблематике. Может быть, это как раз начало того Высокого Возрождения, которое предрекали в послевоенный период многие искусствоведы.
Кое-кто осмелился утверждать, что это и есть новое творение скрывшегося в неизвестность Дмитрия Строгова. Однако стилистическая экспертиза, проведённая на факультете филологии Имперского Университета, установила, что сходство романа со стилем Строгова минимально. Возможно, автор сознательно ввёл некоторые строговские штампы, чтобы сбить с толку читателей и породить сенсацию. То же самое касается фамилии главного героя — Токмаков. Такую же носит основной персонаж большинства книг Строгова. Это можно было бы счесть плагиатом, но возбуждать дело о нём просто некому: единственная наследница Строгова, его жена и литературный агент, погибла во время пожара в таёжном особняке писателя, куда она удалилась после его исчезновения».
Я Дубровский!
Когда в лихие года
Пахнет народной бедой,
Тогда в полуночный час,
Тихий, неброский,
Из лесу выходит старик —
А глядишь — он совсем не старик,
А напротив — совсем молодой
Красавец Дубровский.
За немытыми окнами весь день рычавшее с небес солнце, как побитый пёс, уползало в свою конуру.
Я торчал в прокуренной конторе и ни черта не делал. В убогом кабинете с обшарпанной мебелью, душном после истекающего жирным зноем дня и омерзительно холодном в промозглую погоду, в кабинете с ненавистной надписью на дверях «Общественная приёмная политической партии „Правдивая сила“», в этом кабинете делать было ни-хре-на, если не считать делом механическое раскладывание пасьянса на засиженном мухами мониторе. Правда, на столе стопкой лежало десятка два заяв от полоумных стариков и старух, обиженных коммунальными службами и припёршихся ко мне в ОППППС в последней надежде, что я лично установлю им новые унитазы вместо разбитых, или что им там нужно. Хрен я им установлю! Этим дряхлым бедолагам из спальников ведь не объяснишь, что им надо не ко мне, а на блат-хату под издевательской вывеской «Администрация такого-то задрипанного района» — с не пустым конвертиком для соответствующего пахана. Я и не стану ничего объяснять, а просто буду завтра писать маляву в тот самый орган тому самому пахану: мол, хрена ли людей обижаете, вот ОППППС ща ка-ак!.. На этом всё и закончится, ибо пахан со своим органом прекрасно знает, что никакого «ка-ак» на него у меня нету, что все «каки» давно иссякли, как, собственно, давно кончилась, не начинаясь, сама партия ПС и вся политическая, едрить её, система этого государства. Да, если между нами, мальчиками, и само это…
Я закряхтел от тоски и привычно сунул руку в нижний ящик стола. В бутылке оставалась примерно треть. Налив стопку, я дёрнул и захрустел солёным сухариком. Стало чуть легче, и я закурил очередную сигарету.
Не, конечно, зря я гоню на ПС — рублю сук, плюю в колодец, писаю в ботинок и всякое такое. Не сидел бы я тут, не жил в Городе и не нажирался ежедневно хорошей водовкой, не подбери меня Сан Глебыч в убогом баре за Чертой, где я подвизался вышибалой. В том местечке меня устраивала в основном бесплатная выпивка, да и то хозяйка следила, чтобы я был в относительной форме до конца рабочей ночи. И совсем не устраивало, что за год я трижды нарывался на перо от старых клиентов по ментовской линии. Им-то, конечно, тоже не сильно поздоровилось, но шкура же у меня не казённая… Уже не казённая, ипт…
Я налил и дёрнул ещё. И опять закурил.