Жестокая одержимость

Машина, в которой мне предстоит совершить двухчасовую поездку в Роуз-Хилл, может стать местом, где, возможно, кроме водителя, довольно неловкой тишины или фоновой музыки, меня ничто не потревожит. Иногда водители ставят свою дерьмовую музыку, а мои наушники случайно оказываются забытыми в багажнике.

Я киваю и обдумываю, как можно избежать этой поездки. Мне не обязательно ехать на каникулы домой, ведь я живу в общежитии, которое, в отличие от других, не закрывается в конце семестра. Вообще, в студенческом городке и на территории кампуса не так уж много жилья, но готов поспорить, что на недельные каникулы большинство студентов останутся здесь.

– Звучит здорово, – соглашаюсь я, главным образом для того, чтобы не начинать с ним спорить.

А еще мой взгляд внезапно скользит по книжному шкафу, и я обнаруживаю, что среди аккуратно расставленных книг, чьи корешки смотрят в мою сторону, появился пробел.

Мое сердце замирает.

– Мне нужно идти, – выдавливаю я. – Делать домашнее задание.

– Разумеется, – связь обрывается прежде, чем я успеваю повесить трубку.

Есть один навык, в котором отец преуспел более всего, – оставлять последнее слово за собой.

Но мне на это совершенно наплевать.

Поднимаясь, я подхожу к полкам и осторожно провожу пальцем по корешкам изданий. Я лично складывал их в эти стопки, но одна из книг в центре наклонилась, опираясь на свою соседку и прикрывая недостающий фрагмент. В моей комнате есть лишь один предмет, украв который недоброжелатель может на что-то рассчитывать.

При воспоминании об аромате Вайолет меня пробирает тошнота. Я мгновенно осознал, что Вайолет побывала здесь во время моего отсутствия, однако не уделил должного внимания осмотру комнаты, отвлекшись на телефонный разговор. Но теперь я полностью сосредоточен и знаю, что Вайолет приходила сюда только для того, чтобы украсть последний предмет, напоминающий мне о моей матери.

После того как моя мать бросила нас, отец полностью исключил ее из нашей жизни, а спустя год она скончалась в полном одиночестве в больничной палате. Она не желала сообщать ему о раке, и мне так и не удалось с ней попрощаться. Мы получили известие о ее смерти от родственников лишь спустя неделю.

К сожалению, мы не присутствовали на ее скромных похоронах на Лонг-Айленде, и родственники по материнской линии ограничились тем, что развеяли ее прах над водами Атлантического океана с борта небольшой лодки. Мой отец, в свою очередь, быстро выбросил из нашего дома все вещи, которые могли бы напомнить о ней. Он снял со стен все общие фотографии, а ее личные вещи, включая одежду и украшения, были либо отданы, либо выброшены. Без этих вещей иногда мне казалось, что ее вообще никогда не было в нашей жизни. Она просто исчезла. Так что фотографии в том альбоме – это последние частички, которые напоминают мне о ней. Я опасаюсь, что без них забуду лицо матери, ведь ее голос уже становится далеким воспоминанием. Я четко помню лишь ее улыбку и наигранно-серьезное выражение лица, которое появлялось, когда она ловила меня на мелком проступке и изо всех сил старалась сдержать смех. Надеюсь, я никогда не забуду звучание ее смеха.

Сунув ноги обратно в ботинки, я беру ключи и, пробежав мимо Нокса и Майлза, выскакиваю на улицу. Вернувшись домой, я чувствовал себя вымотанным, но пропажа фотоальбома придала мне сил, и, обретя второе дыхание, я открываю приложение, чтобы определить местоположение Вайолет.

В прошлый раз, когда в мои руки попал ее телефон, я поставил на него приложение для определения геолокации, и теперь понимаю, что поступил правильно, потому что дома ее нет.

В такое время.

Убедившись, что ее нет на территории кампуса, я увеличиваю изображение, хотя не слишком хорошо себе представляю, где Вайолет может находиться.

На самом деле мне на это наплевать. Неважно, где она сейчас, важно, чтобы она вернула мне этот фотоальбом. Немедленно.

Определив ее геолокацию, я осознаю, что это место находится в пешей доступности от моего дома, поэтому направляюсь туда пешком. Вскоре я подхожу к старому кирпичному строению. Согласно синему маркеру на экране моего телефона, Вайолет должна быть здесь.

Входная дверь, ведущая в длинный узкий коридор, не заперта, и, зайдя внутрь, я расставляю ноги, чтобы распределить свой вес и передвигаться бесшумно. За первой дверью, к которой я подхожу, оказывается помещение, похожее на танцевальную студию. Здесь темно, но свет из коридора слегка освещает решетчатые стены с одной стороны и сплошную зеркальную стену с противоположной. Обратив внимание лишь на стоящее в углу комнаты пианино, я перехожу к следующей двери, а затем к третьей, из-под которой льется свет и доносятся звуки музыки.