Жестокая одержимость

Я представляю, как его слова воплощаются в реальность, и чувствую, что кровь отливает от моего лица.

Я сжимаю бедра вместе, потому что, черт возьми… Он выводит меня из себя, и какая-то часть меня хочет, чтобы он выполнил свою угрозу. Сама эта мысль безумно меня возбуждает, и если бы я не знала, что большинство студентов…

На самом деле мне было бы на них наплевать. Я знаю их лица, но не имена…

И что это говорит обо мне?

– Грязная девчонка. – Грейсон опускает взгляд на мои сведенные ноги. – Тебе нравится то, что я говорю? Я вижу, что нравится. Вот что я скажу тебе: если ты будешь меня слушаться, в один прекрасный день мы осуществим эту фантазию в более уютном месте. В противном случае я осуществлю ее прямо сейчас.

Я поднимаюсь на ноги, и Грейсон, убрав руку от моего лица, тоже встает со стула. Я иду к его столику, а он следует за мной, практически став моей тенью. Если бы тени были огромными, горячими, опасными хоккеистами.

За его столиком, тем самым, который я избегаю весь последний месяц, сидят Стил, Нокс, Джейкоб, Майлз и Эрик. При нашем появлении они ведут себя как ни в чем не бывало и не прерывают разговора или приема пищи. Также за столом уже сидят Пэрис и Мэдисон, чьи танцевальные занятия, как я полагаю, закончились.

Грейсон выдвигает для меня стул, и когда я сажусь, придвигает свой стул так близко, что его бедро снова прижимается к моему.

– Твое лицо, – напоминает он мне, опираясь рукой на спинку моего стула.

Я поджимаю губы и осматриваю собравшихся за столом людей. Я уверена, что Стилу, Пэрис и Мэдисон просто наплевать на меня; Нокс, вероятно, ненавидит меня до глубины души из-за того, что Уиллоу порвала с ним; а остальные относятся ко мне нейтрально. Тем не менее сейчас в столовой слишком много людей, настало время обеда, и поэтому неудивительно, что Уиллоу и Аманда тоже заходят в зал. На них такая же одежда для тренировок, как и на Мэдисон с Пэрис, которые удивленно смотрят на меня. Внезапно я отвечаю им улыбкой.

Возможно, это не столько улыбка, сколько оскал, но я обещала Грейсону дать все, что он может от меня получить.

Конечно, я не могу волшебным образом изменить выражение своего лица, как это делает он. Вместо этого я откидываюсь назад, задевая его руку; исходящее от нее тепло кажется мне приятным. Я не должна чувствовать по отношению к нему такой нежности, но все же я ее чувствую.

Еще одна странная хрень, происходящая между нами.

– О, когда ты пришла, Вайолет? – спрашивает Пэрис, и я наклоняю голову.

– Прости?

– Когда. Ты. Пришла.

– Ее здесь ждали больше, чем тебя, – фыркает Грейсон.

Обычно, когда я хочу, чтобы Грейсон заставил Пэрис отвалить от него, он этого не делает. Наоборот. Он позволяет ей садиться к нему на колени, обнимать его, ласкать руками. А когда я предпочла бы быть где угодно, но не здесь, он внезапно ее затыкает.

Прекрасно.

– Грей… – Пэрис пытается обратить на себя внимание Грейсона.

Но, черт возьми. Не в этой жизни.

– Ты только что назвала его Греем не просто так.

– А что? Ты претендуешь на это прозвище? – Выражение ее лица мрачнеет.

– Вообще-то, да, – говорю я, скрещивая руки на груди.

Господи, кто бы мог подумать, что я буду спорить из-за какого-то глупого прозвища. Этот день становится все страннее и страннее.

Где-то на задворках моего разума я слышу, как секретарь сенатора Деверо напоминает мне о нашем с ним соглашении. Ведь дело в том, что моя водная терапия стоит сотни долларов, которых у меня попросту нет. А сенатор оплачивает мои счета.

– В тебе же нет ничего особенного, – говорит Пэрис, откидывая свои волосы на плечо.

Я закатываю глаза.

Меня тошнит от ее отношения к другим, однако сегодня мне катастрофически не хватает сил для того, чтобы вступать с ней в дискуссию.

– Как и в тебе, Пэрис. Уверена, что в твоей голове никогда не возникало ни одной собственной мысли.

Пэрис свирепо смотрит на меня, а затем встает и, хватая свой напиток, приближается к нам.

Ни в коем случае! Она не сделает этого снова.

Я начинаю подниматься, чтобы ответить ей, но Грейсон меня опережает. Он выхватывает из ее рук стакан, а затем, швырнув его на стол, опускается обратно на свое место.

– Ты позоришься, Пэрис, – говорит он ей. – Убирайся!

Пэрис замирает, и ее реакция была бы чертовски приятна, если бы я не сердилась на саму себя за то, что пришла сюда.

Рот Пэрис то открывается, то закрывается, а глаза наполняются слезами и начинают дергаться. Одно движение – и Пэрис поворачивается в сторону выхода, как если бы она была компьютером чертового «колеса смерти» [20], который вращает его снова и снова.