Жестокая одержимость

Пэрис же возобновила свои попытки добиться расположения Грейсона. Она снова сидит рядом с ним в столовой и иногда бросает взгляды в мою сторону, будто хочет увидеть мои страдания или то, как я проливаю слезы над тарелкой с супом.

Что ж, это маловероятно.

Если не смотреть на неукротимую тягу к Грейсону Деверо, который теперь ходит мрачнее тучи, я чувствую себя счастливой и понемногу возвращаюсь к привычному ритму жизни.

Новости о пресс-релизе постепенно утихли, а Джек будто растворился, уехав лечить сломанную ногу. Я изо всех сил стараюсь выбросить его и ту ночь из головы, хотя понимаю, что мое доверие к мужчинам теперь, конечно же, подорвано.

Как бы то ни было, я пыталась жить дальше, но, как правило, все хорошее имеет свойство заканчиваться.

Мое «хорошее» заканчивается, когда Грейсон наконец достигает своего предела.

Я не знаю, что именно выводит его из себя, но происходит это все после нашего последнего занятия на неделе. Весь месяц я старалась сосредоточиться на учебнике, тетради и преподавателе, сидя как можно дальше от Грейсона.

Я старалась не обращать внимания на его пронзительные взгляды, которые он посылал в мою сторону. Но, конечно, часть меня ждала, что Грейсон сломается, ведь он не привык к тому, что события развиваются вопреки его желаниям. Затаив дыхание, я ждала взрыва гранаты, но он лишь продолжал просто смотреть на меня исподлобья.

К несчастью для нас обоих, его отец привык добиваться своего любыми возможными способами. И он продолжает делать это и сейчас. Грейсон же просто не знает об этом.

Сегодня я, как обычно, занимаюсь своими делами и, сидя в столовой, обсуждаю с моей новой подругой Стейси темы для наших выпускных проектов по экономике окружающей среды – как раз один из предметов, на которые мы ходим вместе с Грейсоном. Уиллоу, Пэрис, Джесс и Аманда не посещают эти занятия из-за того, что они пересекаются по времени с танцами; по этой же причине они сейчас отсутствуют в столовой. Одной из задач, которую я поставила перед собой на последний месяц, было завести друзей вне танцевальной команды, в основном потому, что мои подруги становятся все более занятыми, а я не хочу проводить в одиночестве каждый вечер. Танцевальная команда усердно готовится к предстоящим крупным соревнованиям, которые пройдут во время весенних каникул.

Сначала я вижу, как расширяются глаза Стейси, а затем рядом со мной кто-то резко отодвигает свободный стул. В Грейсоне есть что-то особенное, будто он излучает какую-то неопознанную энергию. И по ее вибрации я понимаю, что это он.

Он садится лицом ко мне и упирается коленями в мое бедро, но я по-прежнему игнорирую его.

– Вайолет.

Нет, этого не будет.

Но Грейсон хватает меня за подбородок и заставляет повернуть голову в его сторону. Я ахаю оттого, что наши лица оказываются так близко друг к другу, и, взглянув в его глаза, замечаю, что они пылают огнем. Его взгляд опускается на мои губы, а затем еще ниже, на горло и вздымающуюся грудь. Грейсон ухмыляется, когда наши глаза снова встречаются.

Его внешний вид изменился до неузнаваемости: щеки покрылись щетиной, исчез весь внешний лоск. К тому же он, что совершенно на него не похоже, не приказывает моей подруге убираться с его глаз. На самом деле он вообще ничего не делает, только смотрит на меня. Неужели он думает, что я ему что-то должна?

Нет.

Возможно, я испытываю благодарность, но не более того.

Внезапно Грейсон ногтями впивается в мою щеку и проводит большим пальцем по нижней губе.

Столько злости.

Его жизнь складывается просто замечательно. Он снова на вершине своей карьеры, о чем я узнала благодаря Аманде, которая поделилась впечатлениями о наиболее запоминающихся моментах недавних матчей. На них Грейсон демонстрировал выдающуюся игру и полную отдачу на льду. Его личность и достижения неоднократно становились главной темой для местных изданий, а также были отмечены в статье «Нью-Йорк таймс». В этой же публикации была размещена фотография, на которой Грейсон запечатлен вместе с улыбающимся отцом, посетившим одну из игр.

– Ты не оставляешь мне выбора, – бормочет Грейсон, и я удивленно поднимаю брови, собираюсь возразить, но он лишь крепче сжимает мой подбородок, надавливая большим пальцем на губу.

– Не надо оправдываться. Сейчас ты встанешь и пойдешь со мной. Ты сядешь за наш столик так, чтобы выражение твоего лица не выглядело таким потрясенным.

– Но я действительно потрясена, – пытаюсь выговорить я. – И не хочу иметь с тобой ничего общего.

Грейсон смеется, и когда я слышу этот низкий горловой звук, то понимаю, что это был слишком долгий месяц.

– Знаешь что? Вайолет. – Он наклоняется еще ниже. – Я, черт возьми, тебе не верю.

И я молчу в ответ на эти слова, потому что мне нечего сказать.

Я и сама себе верю с большим трудом.

– Полагаю, на тебя действуют только угрозы, – говорит он, и выражение его лица становится задумчивым. – Ладно, как насчет такого: либо ты пойдешь со мной, либо я разложу тебя прямо на этом столе и заставлю кончить. Тогда, черт возьми, никто не будет сомневаться в том, что ты моя.