Жестко и быстро

— Ну вот. А Альберт Кейн — человек, в котором долг преобладает над гордыней. Когда он не смог побеседовать с тобой, то, скорее всего, сообщил императору о том, что появились единички-пустотники, способные одолеть мага на три уровня выше. Ну а император все, что из этого следует, просчитал на раз. Готов держать пари, что тебе предложат тренировать королевскую гвардию и других… другой персонал, скажем так.

И тогда я понял, что пора сматывать удочки.

* * *

Мы пришли в офис к пфальцграфу, если так можно назвать особняк в четыре двойных этажа в центре города, неподалеку от императорского дворца, в два часа пополудни, как и было назначено. Мне по такому случаю пришлось облачиться в пиджак-визитку и галстук, в которых я себя чувствовал не особо комфортно.

— И не вздумай отколоть какой-нибудь безумный номер, — предупредил дед.

Ну поглядим, поглядим.

Гронгенберг оказался невысоким упитанным джентльменом без капли Дара, насколько я мог судить, но уже с первых слов даже мне стало ясно, что ума и проницательности ему не занимать. Мы были приглашены на легкий ланч в огромном роскошном кабинете, в котором хозяин оного казался еще меньше.

И да, дед не ошибся. Пфальцграфа интересовал в первую очередь я.

Вначале за закусками, салатами и паштетами пошел совершенно мирный разговор ни о чем. Гронгенберг весьма обходительно и тактично расспросил, каково мне было оказаться без вины в тюрьме, а потом и в пустыне, быстро ли я свыкся с родней, которую не видел пять лет, и каким я вижу свое будущее после окончания университета.

Ладно, хватить лялякать, пора переходить к делу.

— Скажем так, ваша светлость, еще совсем недавно у меня были прогнозы на мое будущее, но с учетом того, что вы меня сюда на самом деле не паштетом угостить пригласили, теперь оно скрыто в тумане неопределенности.

Гронгенберг намек понял сразу.

— Знаете, Реджинальд, в какой-то мере вы правы, но, с другой стороны, разговор как раз и призван этот туман разогнать. Сразу хочу уточнить одну деталь: верно ли, что ваша победа над Кейном Четвертым не случайность, а закономерность?

Я кивнул:

— Абсолютно верно.

— А как эта победа связана с нарушением правил поединка?

— Никак вообще. Я проигнорировал требование остановить бой по двум причинам. Во-первых, я защищал свою репутацию, а на дуэлях остановка до победы не предусмотрена. Во-вторых, правила изначально не давали мне шанса на победу, потому что написаны для магов, которые могут удерживать и подпитывать свои щиты. А я пустотник, и щит должен пересотворять заново каждый раз, потому правило «бой до сбитого щита» мне в принципе не позволяло победить.

— Интересно… А эта ваша секретная техника — вы действительно используете пустотный щит, чтобы каким-то необычным образом разбивать предметы или противников?

Все ясно, меня «сдали» именно Кейны. На званом ужине им рассказали о разбивании кирпича, а те доложили выше.

— Зачем вы спрашиваете, если вам и так все рассказали?

— Вдруг кто чего напутал… Насколько техника сильна? Вы пробили щит мастера-защитника четвертого уровня. А как насчет пятого?

— Понятия не имею, — пожал я плечами, — никогда не спарринговал с пятыми уровнями.

— А это можно устроить, между прочим. Даже не спарринг, а просто тест. Я могу позвать рыцаря пятого уровня, и вы попытаетесь пробить его щит.

— Нет.

— Почему?

— А почему я должен причинять вред человеку, который ничего плохого не сделал?

Гронгенберг пожал плечами:

— Для научного эксперимента, так сказать. Вам самому не интересно?

— Интересно, но применять свое мастерство иначе чем для самозащиты мне запрещено.

— Кем?

— Тем, кто научил меня.

Пфальцграф сделал вид, будто вспомнил нечто важное.

— А кстати, кто ваш учитель?

Была у меня мыслишка обыграть религиозный гамбит — в мире, где существование бога не вызывает ни у кого сомнения, могло бы и прокатить. Однако я уже заметил, что наряду со всеобщим признанием господа здесь незаметен религиозный фанатизм. Это в прошлой жизни люди делятся на тех, кто не верит, и тех, кто пытается наставить неверующих на путь истинный, порой с пеною у рта и оружием в руках. Тут этого нет. Господь есть, но он вмешивается в дела смертных по минимуму и потому хоть и почитаем, но без особого авторитета. Что уж говорить, если даже убийца Томаса бога почему-то не убоялся.

Потому я решил оставить этот вариант на крайний случай.

— Он умер. И, предвосхищая ваш следующий вопрос, я его единственный ученик на Земле. Вы ведь именно это хотели узнать?

Гронгенберг кивнул:

— В общем-то да. Что ж, в таком случае не хотите ли вы передать его знания своим собственным ученикам?

— Для начала я хочу закончить университет.

Повисла тишина, дед буквально перестал жевать свой паштет, но я и без этого догадывался, что вопрос пфальцграфа на самом деле не вопрос, а приказ, высказанный в учтивой форме.

Впрочем, Гронгенберг очень быстро оправился от неожиданности, должно быть, подумал, что я несмышленыш, не расслышавший повеление в вопросе. К его чести, он попытался решить проблему полюбовно, не догадываясь, что она носит принципиальный характер.