Жестко и быстро

У себя в комнате я провел простой эксперимент. Подброшенный тонкий хрупкий прутик легко ломался надвое от удара ребром ладони независимо от того, создавал я пустотный щит или нет. Тогда я рискнул ударить по кирпичу и даже немного удивился, разбив его с одной попытки и практически без болезненных ощущений. При этом непередаваемое и ни на что не похожее чувство холодного покалывания — признак воздействия моего щита — пропал. Значит, при ударе, моем или по мне, щит слетает, но удар по мне останавливает, а мой — нет. Как ни странно, но есть все-таки разница, совой о пень или наоборот. Хотя что тут удивляться волшебной магии, если даже простая лампочка в рот засовывается без проблем — а обратно почему-то никак. И вроде чисто теоретически, если влезла, то и вылезти должна, да только люди с лампочкой во рту, если верить знакомому травматологу из прошлой жизни, периодически стучатся в его дверь.

Я подумал, что щит, работающий в две стороны по-разному, сильно упростил мне жизнь: теперь не нужно придумывать, как наложить его частично, чтобы зрители могли прочувствовать или увидеть, но чтобы он не мешал мне бить… А потом хлопнул себя по лбу. Во тупица! Мог бы и сразу сообразить, что, работай щит в обе стороны одинаково, — я попросту не смог бы сломать Мэтту ребра.

Обрадовавшись, что все сложилось наилучшим образом, я отправился за совком, веником и тряпкой: не в моих правилах заставлять кого-то убирать осколки разбитого мною кирпича, да и секретность надо сохранять.

* * *

На следующее утро в университете меня ждал сюрприз, и не один.

Началось все с благообразного седого джентльмена в костюме-тройке с каким-то гербом справа на груди, который поджидал меня прямо у парковки. Стоило выйти из машины, как он шагнул мне навстречу, держа в руке конверт, и почтительно поклонился.

— Здравствуйте, сэр Рэмм-Сабуров, — сказал он.

— Добрый день. Кто вы и чем могу служить?

— Я — верный слуга Дома Кейнов. Извольте принять сие приглашение на званый ужин, который состоится в их усадьбе завтра в шесть вечера.

Ну началось. Запись, к счастью, у меня есть, и копию я отдал господину Уэйну с инструкцией опубликовать, случись со мной что-то плохое.

Я повертел в руках конверт, украшенный золотым тиснением.

— Простите, а Альберт Кейн — это четвертый или пятый?

— Альберт Кейн Четвертый — глава Дома Кейн.

— Вот даже как… Уж я надеюсь, что его сиятельство… или светлость?

— Его сиятельство граф Кейн Четвертый, — подсказал тот.

— Я надеюсь, что его сиятельство поймет правильно, но у меня очень напряженный график, кроме того, плебейской единичке вроде меня будет немного не по себе в компании столь высоких персон. Так что я очень признателен за огромную честь — но по указанным причинам вынужден отказаться.

Мой собеседник немного замялся, затем ответил:

— Собственно, дело ведь не только в ужине. У его сиятельства имеется тема для очень важной беседы, и…

Я его прервал, постаравшись сделать это вежливо, все же он — просто слуга, то есть ни при чем.

— Вот это уже совсем другой разговор, с него и стоило начинать. Как вы сами только что абсолютно верно заметили, у его светлости ко мне есть дело. Подчеркиваю, у него ко мне, а не у меня к нему. Не имея ровным счетом ничего против совершенно незнакомого мне человека и ни на грамм не желая проявить неуважение, я все же замечу, что не являюсь его слугой или членом его Дома и не обязан являться пред его светлые очи всякий раз, как у него ко мне появится тема для беседы. Надеюсь, я все это сказал достаточно корректно и вежливо?

— Мм… Да-да, вполне.

— В таком случае всего вам и его светлости доброго, а я на занятия побежал… А, и совсем забыл сказать: с веселого видео, которое и породило тему для беседы, копии сняты, разосланы и в случае чего окажутся в сети. Ну это если его сиятельности захочется знать.

Действительно, что он о себе вообразил, этот Четвертый?! Если он намерен принести извинения за поведение своего внука — так извиняющаяся сторона приходит к тому, перед кем извиняются, не наоборот. Хотя дело, как мне кажется, совсем-совсем не в извинениях, просто кое-кому сильно не понравилось, что его родовая техника не такая уж и надежная.

Вторым сюрпризом стало то, что в вестибюле меня снова ждали, и на сей раз это была Гордана. Прямо утро встреч какое-то.

— Привет.

— Доброго дня, чем могу служить?

— В общем, это… Я хочу извиниться за свое поведение. Я так обычно не поступаю, сама не знаю, что на меня нашло.

— Зато я знаю.

— Что ты имеешь в виду?