Наш командир нравился мне всё больше. И правда его была правильной, так думал и я. Государство, не сумевшее постоять за своих граждан, не имеет права на претензии к людям, пытавшимся выжить в тех условиях, на которые их обрекли. Это наш народ такой забитый и незлобливый. Он чувствует себя виноватым, даже когда его обворовывают и обрекают на рабство.
– Молодость, молодость, – покачал головой Усьян- цев. – Вот мой вам совет, Александр. Не говорите на эти темы с другими людьми. Вы мне очень симпатичны.
– Спасибо, Илья Сергеевич.
– Саша, ну что же вы? – Санинструктор Ирина была тут как тут.
Она прекрасно видела, какие вокруг неё разгораются страсти, но продолжала обострять ситуацию. Такие уж они, женщины. Им надо, чтобы из-за них совершались безумства и начинались троянские войны.
Ирина с Кретовым ушли танцевать, а я выбрался на улицу. Голова немного кружилась, и мне, некурящему, почему-то захотелось курить. Звёздное небо слегка покачивалось над моей головой, а луна по-свойски подмигивала одним глазом. «Второй на обратной стороне», – подумал я совершенно серьёзно.
Моё внимание привлёк шум за поворотом траншеи. Я поправил накинутый на плечи бушлат и, слегка покачиваясь, пошёл на шум. Не успел я завернуть за поворот, как навстречу мне вынырнула фигура в белом маскхалате.
«Что за чёрт, – мелькнуло в голове. – Разведчики из поиска вернулись, что ли?»
Додумать до конца не позволила блеснувшая в свете луны сталь. Натренированное тело среагировало автоматически. Плавный уход с линии удара, перехват кисти руки, крик боли, ругань на немецком языке, и обмякшее после удара по шее тело валится к моим ногам.
«Немец!» – только сейчас доходит до меня.
Я много читал о том, как наши разведчики лихо таскали из-за линии фронта языков. А сейчас сам чуть не оказался в роли этого самого языка. Выходит, и немцы были не лыком шиты.
Продолжая действовать в ускоренном режиме, я подхватываю с земли кинжал и устремляюсь за поворот. Здравствуйте, вы нас не ждали, а мы припёрлися! Краем глаза улавливаю, как за бруствером скрываются сучащие по снегу валенки.
«Часового потащили», – отмечает сознание. А сам в прыжке достаю прикрывающего отход фашиста. Он делает попытку отбить удар кинжала автоматом. Звякает, высекая искры, металл о металл. В глазах врага мелькает огонёк надежды, а зря. Нож, перекинутый из правой руки в левую, мягко входит под ключицу. Всхлип, и ещё одна душа добавилась к списку погибших в этой войне. Но победу праздновать ещё рано. Где-то за бруствером страдает наш солдатик. Скидываю бушлат – мешает двигаться, подхватываю автомат немца и, подпрыгнув, выкидываю тело из окопа. Меня ждали. Короткая очередь из автомата, и одна из пуль обожгла щёку.
– С такого расстояния промазал, мать твою! – ору я в запале, и в сторону вспышек летит кинжал.
«Три – ноль», – отмечаю я на бегу.
С немецкой стороны бьёт пулемёт. Высоко. Я же при свете взлетевшей ракеты вижу впереди себя четыре распластавшихся на снегу фигуры. Одна из них в белом полушубке. Автомат дёргается в моих руках, пока не заканчиваются патроны, и тела в белых маскхалатах больше никуда не ползут.
Не дожидаясь более прицельной очереди со стороны немцев, я падаю в снег и ползу к «полушубку». А вокруг меня разгорелись нешуточные страсти. С обеих сторон полетели разноцветные ракеты. Застрочили пулемёты, и забухали взрывы дивизионных миномётов.
«Как бы наступление по всему фронту не началось, – думаю я бесшабашно. – И будет тогда Курская дуга не в сорок третьем, а в сорок первом году».
– Живой? – спросил я, ткнув «полушубок» стволом автомата.
– Жив-вой! – услышал в ответ.
– Ну и ладушки. – Я выдернул из трупа немецкого разведчика кинжал и перерезал путы на руках бойца. – Давай за мной.
И сопровождаемые грохотом канонады и весёлой иллюминацией световых ракет, мы благополучно вернулись в траншеи. Там нас уже ждали.
– Ты? – удивлённо протянул старлей Яша. – Ты один положил немецкую разведку?
– Случайно, – повинился я. – Паренька жалко стало.
Освобождённый, совсем ещё юный солдат, не стесняясь, размазывал по щекам слёзы.
– Век помнить буду, – приговаривал он сквозь всхлипы.
– Под арест, в мать, в Бога, в двойные перепёлки! – выругался Яшка.
– А ты понимаешь, старшина, что тебе как минимум «отвага»4 светит? – ткнул меня в плечо Усьянцев.
Я пожал плечами. Лестно, конечно, но ведь это не мне, и носить её мне навряд ли придётся.
– Если доложите, – усмехнулся Кретов.
– И доложу! – решительно произнёс Яков.
– Как немцы у тебя бойца выкрали? – спросил политрук.
Я взглянул на старлея. По его лицу было видно: за случившееся придётся отвечать. И он решил сменить тему разговора.
– Слушай, политрук! – повернулся к Кретову старлей. – Отдай мне старшину! Мне такие, – он чиркнул ребром ладони по горлу, – во как нужны!
А я в который раз вспомнил славный город Ленинград и сержанта-инструктора, научившего меня азам рукопашного боя и умению выживать в любой ситуации.
– Хорошие бойцы везде нужны, – ответил Александр и протянул мне бушлат. – Одень, простынешь, весь экипаж заразишь.