Женитьбу не предлагать

— Хватит на меня пялиться, — проговорила я.

— Я тебя рассматриваю, — произнес эльф, — у тебя интересные черты лица.

— Ой, хватит заливать, — отмахнулась на него, наблюдая, как за окном проносятся поля, леса, дороги, — во мне нет ничего интересного.

— Ошибаешься, — доверительно сказал Ушастик. Когда карету сильно тряхнуло на ухабе, он завалился на меня, прижимая к сидению, — сильно ошибаешься, Ивет.

— Идиот, — непроизвольно сорвалось с моих губ, которые он тут же попытался поцеловать, — прекрати.

— Тебе же нравится, — прошептал он мне на ухо.

— Не в таком положении, — возразила я, отталкивая его от себя. Но Ушастик приземлился рядом на сидение и прилег на мое плечо, изображая сон.

Вскоре я тоже уснула. Мы остановились на каком-то постоялом дворе. Эльф пошел договариваться насчет комнат, я же пыталась по пути не заснуть опять. Ушастик вывел меня из кареты, провожая до снятой на ночь комнатушки. И я сразу столкнулась с неприятной неожиданностью — кровать в номере одна.

Постель стояла посередине, занимая почти все пространство. Никаких стульев, кресел не наблюдалось. Старинное трюмо занимало половину стены, недалеко от замызганного окна. Истертые занавески завершали «картину» маслом. Не привыкать.

— Я могу поспать в ванне, — тут же нашелся Ушастик.

— Вместе с тараканами? — усмехнулась я, — удачи.

Брезгливость на его лице стоило бы запечатлеть художнику. Он так скривился, что пухлые губы превратились в сжатую полоску.

Наплевав на приличия, он расстелил кровать, снял свой сюртук и сапоги и улегся. Так. Что-то мне это не нравится. Я сбросила с себя плащ и забралась под грязное одеяло.

Мы лежали, уставившись в потолок, и просто молчали. Он ни о чем не расспрашивал, я же ничего говорила. Было так здорово — просто лежать с ним рядом, не думая о том, что ждет меня дома, что потом предстоит расследовать в Банке идей, что потом состоится праздник в честь любви и света. И каково же оказалось мое удивление, когда он, повернувшись набок, обнял меня.

— Не хочешь снова оказаться дома? — поинтересовался мужчина.

— Все сложно, — сказала в ответ, — и боюсь, что они не смогут понять меня, когда я появлюсь на пороге с парнем.

— Со своим парнем? — уточнил Ушастик.

— Арнаэль, — театрально вздохнув, протянула я.

Он же лишь мне улыбнулся, касаясь моих волос. Так спокойно. Так обычно. Будто мы влюбленные, которые едут знакомиться с родителями. Будто мы встречаемся.

Повернувшись к нему, заметила, что небольшая коробочка торчит из его кармана. Любопытство овладело мной. Хотелось узнать, что он прячет от меня.

— Что это у тебя там?

— Не имеет значения. Не пришел ещё час.

Я обиженно надула губки и отвернулась. Тихий смех как серебристый колокольчик достиг моих ушей. Меня клонило в сон. Обнимая меня, Ушастик тоже вскоре захрапел как заправский солдат.

Дорога тянулась бесконечной полосой препятствий. Деревни мелькали, исчезая за поворотом. На ухабах карета подскакивала, и то Ушастик падал на меня, то я на него. Жутко неудобно. Я пыталась скрыть румянец, когда он вдруг начинал шептать мне нежности. Получалось из рук вон плохо.

Мы достигли Желтого города днем, в самую жару. Желтый цвет уличной плитки усиливал стоящую в нем духоту. Казалось, что марево лежит пеленой. Я уныло брела к дому, почти задыхаясь от тяжести платья. Многочисленные шелка хороши на севере, но не на юге.

Низенький домик стоял на Прямоугольной улице. Все такой же покосившийся, кособокий, грубо сколоченный из дерева. Детский плач оглашал окрестности.

Я вошла в полутемную прихожую, поднялась на второй этаж и попала в маленькую гостиную. Ушастик шел следом, ударяясь о низкие балки потолка.

Крик не прекращался. Я пошла на звук. Моя маленькая сестра лежала в моей когда-то колыбели, разрезая воздух своими ножками. Грязные пеленки обмотались вокруг её тельца.

Не боясь запачкаться, я размотала пеленки, сменила их и снова уложила её обратно, укачивая. Эльф осматривался. Да, он к такому явно не привык. Ребенок продолжал орать. «Она проголодалась», — сообразила я, наконец.

Матери нигде не наблюдалось. Молока — тоже. Зато подвыпивший отец обнаружился почти сразу, грубо сцепившись с Ушастиком.

— Кто это? — прогрохотал папа.

— Пап, это я, Ивет, — пролепетала в ответ. Пьяные глазки уставились на меня, — познакомься, это Ушастик.

— Замуж вышла что ли? — спросил отец, переводя взгляд с меня на моего спутника и делая большой глоток из бутылки.

— Нет, — сказала я, — где мама?

— Где-то шляется, — проговорил мужчина, которого я звала своим родителем, — заткни её! Второй день не дает спать.

— Мне нужно молоко, — произнесла я.

— Так сходи и купи раз такая богачка!

Возражать бесполезно. Но и оставлять маленького ребенка наедине с пьяным отцом — страшно. Попросив Ушастика приглядеть за сестрой, я ринулась в лавку.

Продавец хотел, похоже, измерить мое терпение. Он медленно возился, ища молоко. Я же беспокоилась за маленькую девочку в люльке и за эльфа. И за кого сильнее — не могла понять.