– Я тогда приехал в Минго-Джанкшен, как и планировалось, – печально кивнул Луиджи, – но ведь знал, знал, что фотография слишком хороша, чтобы быть правдой. Не смог смириться с ее носом. Я пытался. Но, правда, не смог. Тогда я разжился уважительной причиной. Сказал, что умираю и что у меня малокровие. Заявил отцу, что его дочь не заслуживает участи молодой вдовы. Чуть в пустой гроб не залез, прижав к груди лилию. И, пока они не успели догадаться, что я лгу, запрыгнул в грузовик и свалил в Чикаго. Где и работал до последнего времени, мешал бетон на строительстве дорог. Шесть лет вкалывал в артели. И мог бы еще двадцать. Дороги строят от Чикаго до Калифорнии.
– Но как ты нашел меня?
– Вспомнил про Малберри-стрит, – сказал Луиджи. – Мы так хорошо трудились вместе на пароходе, и я подумал – вдруг мы сможем снова поработать вместе?
– Как трогательно! – Карла стояла в дверном проеме, завязывая на седых волосах красный платок. – Но ты не можешь здесь остаться.
– Ну, мама, – умоляюще протянул Чиро, подмигнув Луиджи. Чиро звал синьору мамой, только когда ему было от нее что-то нужно, и они оба это знали.
– Я тебе не мать, – отрезала Карла. – Здесь нет лишней комнаты.
– Посмотри на него. У него все позвонки на шее видны. Луиджи почти не ест. Ему хватит одной ложки кавателли[52].
– Верится с трудом. Когда он попробует мои кавателли, он съест целый фунт!
– Ты слышал? Синьора приглашает тебя на ужин, – сказал Чиро.
– На Гранд-стрит есть пансион, – сказала Карла, записывая адрес. – Отправляйся туда, сними комнату и возвращайся к ужину через час.
– Да, синьора, – ответил Луиджи.
Шестая годовщина пребывания Энцы на Адамс-стрит в Хобокене не была отмечена ни бокалом шампанского, ни куском торта и уж точно обошлась без выражения какой-либо признательности со стороны синьоры Буффа.
Через несколько месяцев после того, как Энца поселилась у кузена Буффа, Марко Раванелли покинул Хобокен, отправившись в угольные шахты Пенсильвании. Теперь он находился в шести часах езды на поезде и исправно присылал часть своей зарплаты Энце. Она, в свою очередь, относила деньги в банк вместе с собственным заработком и отсылала чеки матери в Италию. Каждое Рождество Марко старался навещать дочь. Раванелли праздновали очень тихо, ходили к мессе, обедали вместе, и он возвращался на работу, как и она, – зарабатывая сверхурочные во время праздников.
Год назад в их план вмешался счастливый случай. Джакомина предложила купить клочок земли в горах над Скильпарио. Места хватило бы только на то, чтобы построить дом, но Марко ухватился за эту возможность. Вместо того чтобы приобрести один из скромных домиков, выходящих на Виа Белланка, Марко и Энца решили и дальше работать в Америке, пока не скопят достаточно, чтобы построить именно такой дом, о котором Марко мечтал. Не величественное здание, но настоящее семейное гнездышко с очагом, с гостиной в три окна, в которые будет литься солнечный свет, пятью спальнями, где смогут разместиться Энца с братьями и сестрами, – чтобы всем хватило места, чтобы их собственные семьи тоже собрались под этой кровлей. Энца знала, что изменение первоначальных планов задержит их в Америке дольше, чем они надеялись.
Энца и Марко шесть лет копили жалованье, всячески ограничивая себя в тратах, и шкатулка с деньгами у Джакомины в Скильпарио понемногу наполнялась. Баттиста и Витторио продолжали дело Марко, занимаясь извозом. Они брались за любую подработку, но без денег из Америки не выжили бы.
Пересекавшие Атлантику письма на тонкой голубой бумаге были заполнены подробными планами, касавшимися будущего дома. Крыльцо с креслом-качалкой, два садика – один, выходящий на восток, с грядками для овощей и трав, и другой, смотрящий на запад, где подсолнухи поворачивали бы головки вслед заходящему солнцу. Просторная кухня с длинным деревенским столом и множеством стульев, подвал, где можно было делать и хранить вино, глубокая печь с поворотным вертелом.
Рискованное путешествие Энцы и Марко в Америку делало все это реальным, вплоть до изящных мелких деталей вроде занавесок из домашнего кружева ручной работы. Раванелли прекрасно умели копить деньги. Они привыкли к лишениям, тратясь в Америке только на жизненно важные нужды. Все остальное отправлялось к Джакомине, которая большую часть откладывала на строительство. Их будущий дом станет крепостью, которая защитит их от нужды, напастей и дальнейших потерь.
Энца, как и любая другая девушка, мечтала об атласных туфельках и элегантных шляпках, но, думая о матери, она отодвигала свои желания ради их общей мечты. Каждую неделю, получив деньги от отца, она писала ему письмо, сообщая только хорошие новости. Она рассказывала смешные истории о девушках с фабрики, где работала, и из церкви, в которую ходила.