Жена башмачника

Вечеринка была в разгаре. Играл струнный квартет, повсюду слышались болтовня и смех, комнаты были заполнены народом, но Энца, Колин, Лаура и Вито отыскали тихий уголок в библиотеке.

Энца устроилась в бледно-зеленом бархатном кресле с высокой спинкой, обращенном к камину, а Вито подкладывал поленья в огонь. Французские окна, выходящие на террасу, были распахнуты, маркизы над ними развернуты, по периметру балкона расставлены небольшие радиаторы. Вечер парил между осенью и зимой. Ночной воздух пах морозцем, но было еще достаточно тепло, чтобы выйти наружу в легкой накидке. Колин принес Лауре выпить.

– Вот это настоящая жизнь! – сказала та.

– Добрые друзья и отличное вино, – согласился Колин.

Вито присел к Энце на подлокотник кресла. Она держала бокал с шампанским, он тоже взял свой.

– За нас! – провозгласил Вито.

Колин, Лаура и Энца подняли бокалы.

– Мне бы хотелось, чтобы эта ночь никогда не кончалась, – вздохнула Энца. Иногда она так безоглядно отдавалась настоящему, что забывала боль прошлого, и тогда чувство вины не мешало ей наслаждаться мгновением. Ее новая жизнь держалась на крепких опорах, легко выдерживавших удивление и радость.

– Она и не обязана кончаться, – заметила Лаура.

– Мне нравится, к чему все идет. – Колин притянул Лауру ближе.

– Мне тоже. – Вито обнял Энцу.

– Я подперла дверь «Милбэнк-хаус» старой туфлей, чтобы можно было попасть внутрь. – Лаура отсалютовала себе бокалом и отпила глоток вина. – Сегодня мы можем гулять столько, сколько захотим, и не ждать рассвета на крыльце, будто приятельствуем с молочником.

– Я лично отправляюсь на прогулку с красивейшей девушкой на свете, – рассмеялся Колин.

– Не забудь об этом.

У Лауры выдалась отличная неделя. Наконец-то Колин познакомил ее с сыновьями, и они показались ей такими же неугомонными, как собственные братья, которых она помогала растить. Она могла играть с ними в бейсбол, бегать наперегонки и бороться, это понравилось мальчишкам и произвело впечатление на Колина. Лаура входила в жизнь своего любимого так, как привыкла шить: серьезно отнесясь к наметке, она избавляла себя от сюрпризов в будущем. Но ей придется проявить гибкость, если она выйдет замуж за Колина и станет матерью его сыновьям.

Энца откинулась в кресле, положив голову на плечо Вито. Ее переполняло чувство умиротворения, сопровождавшее эту вечеринку в облаках, – у ног сияли городские огни, а рядом были друзья, которым она доверяла, которых ценила.

– Ты рассказала Вито о словах синьора Карузо? – Лаура подтолкнула Энцу локтем.

– Нет, – тихо ответила Энца.

– Что же он сказал? – заинтересовался Вито.

– Он спросил Энцу, когда же она начнет сама создавать костюмы как дизайнер, вместо того чтобы просто шить их.

– В самом деле? – воскликнул Вито.

– Он думает, что у меня чутье, – сказала Энца с застенчивой улыбкой.

– Начни с эскизов, – предложил Вито.

– У нее их уже две шляпные коробки в «Милбэнке», – сказала Лаура.

– Они там и останутся. – Энца отпила шампанского.

Вито покачал головой:

– Как неожиданно! Неутомимая итальянка стыдится своей работы. Не могу в это поверить.

– Мне еще многому предстоит научиться, – сказала Энца.

Из гостиной донеслись аплодисменты и приветственные возгласы.

– Пришел, – сказал Вито.

Энца, Колин и Лаура вслед за ним направились в гостиную, прихватив бокалы.

Гостиная Дон Гепферт была переполнена, как церковь в день большого праздника. Гости обступили Энрико Карузо. Он стоял в центре комнаты, под люстрой, и упивался признанием, будто сладкими сливками из кофейной чашки. Вито протолкнул Энцу в двери, а Колин и Лаура пробрались за ними.

– Вы знаете, как я обожаю вас, всех и каждого. Хочу поблагодарить всех за тяжелый труд при постановке «Лодолетты»[69]. Мы с Джерри восхищены вашей самоотверженностью.

Джеральдина Фаррар подняла свой бокал:

– Спасибо всем вам за то, что мы так хорошо выглядели. И мне бы хотелось также поблагодарить американскую армию, которая быстро выполнила свою работу и указала немцам их место. (Раздались радостные возгласы.) Надеюсь, что тепло снова вернется под крышу нашей Оперы. Мы тоже внесли свой скромный вклад: печи топились еле-еле, чтобы можно было посылать уголь на фронт, и мне пришлось не раз обнимать Энрико во время спектакля, притворяясь, что это любовная сцена, хотя на самом деле мне просто нужно было об него погреться!

Карузо шел сквозь толпу, пожимая руки и обнимая костюмерш, а потом низко поклонился хозяйке в знак благодарности. Когда он проходил мимо Вито, тот шепнул маэстро на ухо: «Не забудьте о своих портнихах».

– Мои дорогие Винченца и Лаура, – сказал Карузо, обнимая сразу обеих, – вы были так добры ко мне.

Я всегда буду помнить ваши невидимые стежки и ваши ньокки.

– Работать с вами было большой честью, синьор, – сказала Энца.

– Мы никогда вас не забудем, – заверила его Лаура.

Карузо достал из кармана золотые монеты и вложил в руки девушек по одной.

– Не говорите никому, – шепнул он и двинулся дальше.

Энца посмотрела на монету. На золотом диске был выбит профиль Карузо.

– Настоящая! – ахнула Лаура. – Я куплю себе норку на манто.

– А я никогда не потрачу свою.