Через несколько минут стало значительно светлее. Тонкие лучики света пронзали полог листвы подобно незримым струйкам фонтана. Над кронами деревьев начали утренний концерт лесные птицы. Пастернаку, замыкавшему строй, вспомнились сказки, которые когда-то рассказывал отец. Их действие главным образом происходило в лесу. В ту пору он представлялся ему таким, как тот, по которому они шли сейчас. После того как отец погиб в шахте, для их семьи настали тяжелые времена. Пастернак был старшим из семи детей — трех сыновей и четырех дочерей. Мать с утра до позднего вечера работала уборщицей. Это была тихая женщина, редко улыбавшаяся, которая относилась к своим бедам с величавым спокойствием. По воскресеньям она с особой любовью мыла детей, одевала их в залатанную, но чистую одежду и брала с собой в церковь. Там она часто плакала. Однажды, когда ее спросили, почему она плачет в церкви, мать ответила:
— Другие люди оставляют в копилке для пожертвований деньги, а мне нечего оставлять, кроме слез.
Сказав это, она снова заплакала.
От этих воспоминаний Пастернаку стало грустно. Он забыл о том, где сейчас находится. Он больше не испытывал мучительной тяжести коробок с патронами и висевшей на плече винтовки. Глядя себе под ноги, он делал шаг за шагом, преодолевая метр за метром, как это делал и раньше, исходив не одну тысячу километров. Его мысли причудливо сплетались, совершая удивительные путешествия в мрачное будущее и возвращаясь в безрадостное прошлое.
Шедшие во главе колонны, в нескольких шагах позади Штайнера, Шнуррбарт и Крюгер вели неторопливый разговор. Они старались говорить тихо, время от времени озираясь по сторонам. Вскоре кустарник сделался гуще прежнего.
— Черт! — ругнулся Крюгер и сплюнул себе под ноги. Затем закинул голову и попытался разглядеть небо сквозь листву. — Как думаешь, дождь сегодня будет?
Шнуррбарт пожал плечами:
— Сомневаюсь. Погода, наверное, будет такая, как и вчера.
— Вот дерьмо! — заявил Крюгер. — Хотя какая разница.
Его упрямый пессимизм заставил Шнуррбарта улыбнуться.
— Старый ворчун, — заметил он. Подтягивая ремень, он задержал взгляд на небритом лице Крюгера. — Ты похож на ежа.
Крюгер провел рукой по подбородку и ухмыльнулся:
— Ты на себя посмотри. Кто бы говорил.
Заметив сильно оторвавшегося от них взводного, он крикнул:
— Эй, помедленнее там. Думаешь, что ты паровоз?
Штайнер остановился и подождал, когда товарищи подтянутся.
— Не кричи! — резко осадил он Крюгера. — Русские услышат.
Крюгер злобно выругался. Теперь все трое шли рядом.
— Далеко еще? — спросил Шнуррбарт, вытирая со лба пот.
Штайнер посмотрел на часы:
— Примерно полчаса.
— До дороги?
— Да.
— А потом?
— Потом мы перейдем мост.
После этого они молча зашагали дальше. Штайнер старался идти медленнее и время от времени останавливался и прислушивался. Каждый раз, когда он делал это, солдаты бросали на него встревоженные взгляды. Говорили они очень редко. Тишина леса, казалось, излучала скрытую угрозу. Ощущение опасности было почти физическим. Ансельм шел за Шнуррбартом. Хотя в лесу было прохладно, он чувствовал, что от пота рубашка у него прилипла к спине. Его преследовали мрачные мысли, он каждую секунду ожидал услышать треск русских автоматов.
Оглянувшись, он увидел бледное лицо Дорна. Осознание того, что Профессор тоже напуган, усилило его собственный страх.
Проклятый лес, подумал он, проклятый бесконечный лес. Шум, который производил Штайнер, прокладывая тропу сквозь заросли кустарника, казался ему адским грохотом. Если русские их не слышат, то они, должно быть, глухи. Затем он попытался представить себе, что будет, если его ранят. Только бы не в живот, подумал он, это было бы ужасно. Перед его мысленным взором возникла такая картина: он лежит на земле, стонет, а остальные равнодушно пробегают мимо.
— О Боже! — прошептал он.
Пожалуй, ему надо было бы помолиться перед сном. Когда-то он молился постоянно. Его родители были глубоко религиозными людьми и, несмотря на все запреты нацистской партии, ходили в церковь каждое воскресенье. Родители требовали, чтобы он регулярно посещал мессы и принимал причастие. До семнадцати лет он был хорошим сыном и примерным верующим юношей. Так было до тех пор, пока он не познакомился с Гертрудой. Она была высокой девушкой с длинными ногами, на три года старше его. Дело было не в том, что он сильно хотел этого. Это случилось неожиданно. Он до сих пор помнит тот жест, которым она задрала юбку выше колен, заявив, что хочет позагорать. Затем она потянула его на себя. От неожиданности у него перехватило дыхание. А потом… Он тяжело сглотнул, вспомнив, что случилось дальше.
В первый раз он на исповеди признался в том, что согрешил. Но потом приходить на исповедь стало все труднее и труднее, и он в конце концов перестал исповедоваться. Вскоре он перестал молиться. Вначале это казалось ему великим грехом. Гертруда не была его единственной девушкой. После нее были Хильдегард, Гизела и Криста. Правда, с Кристой это не прошло. Она была родом из приличной семьи, очень религиозной. Когда он попытался овладеть ею, она вырвалась и убежала…