Железный крест

— У нас есть несколько минут, — ответил Штайнер. Его нетерпение неожиданно куда-то испарилось. Как здорово было бы остаться здесь навсегда, до самого конца войны. Никто не станет их искать в этом Богом забытом уголке. Однако он вспомнил, что у них совсем не осталось еды. Никуда не денешься, с горечью подумал он и только сейчас понял, насколько привычными для него стали подобные чувства. Каждый раз, когда после долгих часов восхождения он оказывался на вершине горы и любовался открывавшимся сверху видом, то всегда испытывал тот же самый восторг от величия природы. Однако он понимал, что возвращение в привычный мир равнин отравляет удовольствие от восхитительного горного одиночества. Напряжение, которое заставляло его карабкаться все выше и выше к вершине, резко спадало, и в душе не оставалось ничего, кроме тупого осознания банальных тягот размеренного существования, от которого невозможно избавиться. Штайнер закурил и посмотрел на солдат, сидевших на земле и попыхивавших сигаретами.

Взгляд Шнуррбарта был прикован к зеленому лесному морю внизу. Западная сторона леса уже купалась в лучах еще не видимого солнца. Туман, висящий над кронами деревьев, слегка подрагивал и прямо на глазах медленно таял. Далекие красноватые горы приобретали новую окраску, становясь чуть голубоватыми. Настроение, в котором он сейчас пребывал, встревожило Шнуррбарта. Опасное это настроение, подумал он. Оно медленно проникало в кровь, и от него было уже не отделаться. Успеху такое настроение не содействует. От него еще более тяжелой кажется эта проклятая война, да и все вокруг. Пытаясь отвлечься от неприятных мыслей, он сосредоточил внимание на винтовке, лежавшей у его ног. Он шумно откашлялся и повернулся к Крюгеру:

— Странно как-то, правда? — спросил он.

Пруссак почесал кончик носа.

— Если я посижу здесь еще немного, то не смогу встать, — признался он. Неожиданно его внимание привлек Дитц, задумчиво, с открытым ртом смотревший на небо. — Что с тобой? — спросил он его. — Ангелов, что ли, увидел?

Дитц предостерегающе поднял руку.

— Тихо! — сказал он и закрыл глаза.

— Да он совсем спятил! — торжествующе заявил Крюгер.

Дитц яростно затряс головой.

— Не двигайся! — прошептал он. — Неужели ты их не слышишь?

Крюгер подозрительно посмотрел на него:

— Кого их? Ангелов?

— Не болтай чушь, ты не можешь их не слышать. Колокола! — Дитц повернулся к остальным: — Слышите их? Вон там! Их отлично слышно!

Весь взвод посмотрел на Дитца.

— Что ты там такое слышишь? — спросил Керн.

— Колокола, — ответил за Дитца Шнуррбарт. — Малыш слышит колокола, колокола в самом сердце этой заповедной глуши.

— Помолчи! — произнес Крюгер и, встав, приложил лодочкой ладони к ушам. В следующее мгновение он пожал плечами: — Я ничего не слышу. Он просто пытается разыграть нас.

— Я тоже ничего не слышу, — признался Керн.

На Дитца устремились тяжелые возмущенные взгляды солдат.

— Тебе что-то мерещится, парень! — проворчал Цолль.

Дитц беззащитно поднял плечи:

— Клянусь вам, что я слышал колокола. Я не мог ошибиться.

— Можно запросто поверить в то, чего нет, — сказал Крюгер, испытывая жалость к пареньку, получившему во взводе прозвище Малыш. Он повернулся к стоявшему позади него Дорну: — Что скажешь, Профессор?

Дорн ответил не сразу. Поправив очки, он смерил Дитца внимательным взглядом и серьезным тоном ответил:

— Это называется галлюцинациями.

— Что? Как ты сказал? — спросил Крюгер. — Что это значит?

— То, что твои чувства подводят тебя, — коротко ответил Дорн.

Установилась тишина. Крюгер встряхнул головой:

— Никогда не слышал этого слова. Ну и дела.

Дитц повернулся к Штайнеру:

— А ты слышал их?

Штайнер прищурился и вытащил сигарету.

— Колокола? — спросил он. — Конечно, слышал.

— Вот! — радостно воскликнул Дитц. Остальные бросили на Штайнера возмущенные взгляды.

— Вполне в его духе, — шепнул Крюгер, повернувшись к Шнуррбарту.

Тот ничего не ответил. Он уже давно заметил, что Штайнер тайно симпатизирует Дитцу, который всегда терялся в обществе других солдат. Дело было не в том, что Штайнер покровительствовал юноше, делая поблажки при назначении караула или переноске снаряжения. Его отношение к Дитцу пробивалась порой в почти отеческом тоне, с которым он обращался к юному уроженцу Судет. Это было еще до того, как он стал занимать сторону Дитца в его ссорах с остальными солдатами взвода. Шнуррбарт испытал нечто вроде ревности, когда ему вспомнились случаи, свидетелем которым он был. Поведение Штайнера снова вызвало у него неудовольствие. Конечно, никаких колоколов не было, сказал он себе. Колокола в чаще леса в далекой России! Это просто смехотворно. Шнуррбарт в раздражении потянулся за трубкой, думая о том, стоит перейти на другую тему или нет. Но Дитц опередил его и заговорил первым. Может быть, он действительно слышал что-то. Если бы Штайнер не поддержал его, сказав, что тоже слышал колокола, Дитц, видимо, признался бы в том, что ошибся и колокольный звон ему лишь показался. Возможно, что Штайнеру тоже это показалось. Шнуррбарт повернулся к фельдфебелю:

— Ты на самом деле их слышал?

Штайнер нахмурился: