Жажда Смерти

— Но меня учили, что Бог всех любит, что Он хочет исцелить всех людей, что Он не хочет, чтобы люди страдали, и хочет всех избавить от боли — нужно только верить.

Священнослужитель с жалостью посмотрел на Викториуса.

— Если честно: дерьму тебя учили, пресвитер.

— Это сильно утешает. — заметил Малочевский провожая своего коллегу.

Он до сих пор не мог понять, что же он сделал не так. Ведь он всегда верил в чудеса, и всегда очень тонко чувствовал ситуацию. Человек, утверждающий, что может творить чудеса, всегда сильно рискует ошибиться и потерпеть крах, став в будущем предметом насмешек и издевательств. Тем более в религии — где все зависит, в общем-то, не от самого человека. Малочевский готов был платить определенную цену за то, чем он занимается — ради людей, ради добра, ради света, ради своего служения, но он не готов был платить именно такую цену. Он чувствовал себя полным идиотом. Он был посрамлен, унижен и, возможно, являлся еще и в определенной степени виновным. Он не ожидал такого поворота событий. Он верил в те принципы, которым его научили, и истинность которых он проверил собственным опытом. Ему казалось это реальностью. Но сейчас это было больше похоже на иллюзию. Он отдал этим принципам половину своей жизни и всего себя. Если это — ложь, то все остальное — просто ничто. Все остальное, что есть в этом мире, просто превращается в дым, и не имеет никакого значения. Тогда вся эта жизнь — не имеет никакого значения. Этот случай ставил под удар все предыдущие исцеления, все предыдущие откровения, все предыдущие чудеса и все предыдущие, как ему когда-то казалось, победы. Он разрушал абсолютно все. И этот случай, и случай с молодежным отделом — оказалось, что на одном "Халлилуйя!" здесь далеко не уедешь.

Викториус очнулся от воспоминаний. Он лежал в спальном мешке на холодной мокрой земле в каком-то темном лесу возле догорающего костра. Начинало потихоньку светлеть. Он радовался, что сейчас он был свободен от всей этой ерунды. Он знал, что Бог совершает чудеса, но не верил, что Он когда-нибудь разбежится сделать это в его жизни. Само понятие вера сейчас казалось чем-то невероятно глупым и совершенно абсурдным. Чувствования сейчас были настолько же далеки и непонятны, как чашка горячего "капучино". Как он мог быть таким ненормальным? Как можно верить во всю эту чушь? Весь этот бред, типа: "я что-то чувствую", или "я знаю, Бог хочет исцелить тебя", или "здесь слишком тяжелая духовная атмосфера" — сейчас все это воспринималось, как полный идиотизм, уже оставшийся в прошлом. Как хорошо, что сейчас ему больше не нужно было напрягаться и верить во всякие там чудеса, а потом заниматься самокопанием, выясняя, почему же никаких чудес так и не произошло. Он по-прежнему верил в Бога, и по-прежнему верил в духовный мир и загробную жизнь. Но на этом его вера заканчивалась. Поэтому, когда капитан Валиндук задавал вопрос: "Ты чувствуешь что-нибудь в этом лесу?" — Викториус мог ответить только одно: "Да пошел ты со всеми своими чувствами куда подальше! C меня этого хватит!"

18.

— Здесь, вообще, когда-нибудь бывает рассвет?

— А это что, по-твоему?

С таких слов началось утро в лесу. Капитан Валиндук сидел перед давно потухшим костром и ковырялся сломанной веткой в догорающих угольках, которые все больше превращались в безжизненный пепел. Его лицо было сонным и уставшим, но очень хорошо выдавало какой-то напряженный мыслительный процесс. Он думал. Но, судя по всему, его мысли так и не смогли придти к единому, четкому и разумному заключению.

— Когда же, наконец, наступит утро? — безнадежно произнес кто-то.

— Это и есть утро. — ответил капитан. — Я сижу здесь очень много времени. Могу сказать совершенно точно — Солнце уже давно встало.