Жажда школьного учителя

– Вы… курите? У меня в кабинете? Еще и дверь прикрыли? Улыбаетесь? Я… В шоке. – Он встал. На вид директору лет сорок будет точно. Не толст, часы свободно и по моде передвигались на левой руке, заметные отпечатки от очков на переносице, очки, кстати, слыли привлекательными в наш год; черные туфли и черная рубашка без пиджака – говорила, может и только мне, о необычном директоре; вдруг поладим с ним. И вполне возможно, что ему не более тридцати пяти; что не может не радовать, потому что уж в таком случае у меня появлялись не шансы фантазии найти с ним общие интересы, а действительные возможности подкопаться поближе. Всё это спокойно могло затухнуть на фоне нестерпимого риска – курение в школе.

– Я буду резок наверно… – В конце, глубоко в подсознании я планировал добавить его имя, но попросту не имел необходимых сведений для подобного обращения.

– Как вам будет угодно, Чарльз. – Ни единого намека на грубость из соображений директора, причем подчеркиваю, без саркастических замечаний говорю. Он назвал меня Чарльз. Насколько я понял, в Бортоке – совершенно ничего необычного, если встречается человек с нерусским и не обыденным именем.

От сигареты я и не намеревался избавиться. Я продолжал! Это было невозможным для меня самого наяву. Первый случай в истории. Духовные интересы против устоев школьного строя на глазах самого президента, не возражающего против топчи тех самых устоев!

– Позвольте узнать, почему меня ещё не выгнали из кабинета? Я вам так скоро задымлю его… полностью. Я же… не из тех, как мне кажется по-вашему, особенных учителей, у которого двухсотлетней давности НЕВЕРОЯТНЫЕ заслуги за десятки лет ОБУЧЕНИЯ, куча подписанных образовательными властями рекомендаций, да тех же грамот. Вопрос: зачем это всё, если не принесло смысла. – Понял ли он мои сатирические выделения? Я думаю, что да. Но вот, всё это – было чем-то подлым и непонятным. Зато я продолжал, и мне это нравилось. «…куча подписанных образовательными властями рекомендаций, да тех же грамот» – я не умел играть по правилам; и всегда, разрушая и смеясь над правилами, меня ожидал проигрыш; но неужто тогда наступала новая эра?

– Да я не вижу причин выгонять вас. Вы курите? Я очень рад за вас! Но мне-то наплевать. Абсолютли, мистер преподаватель английского. Главное – вы пришли – показались мне на глаза, показали… себя, так сказать. И чтобы не кидаться киношными интригами, хотим мы этого или нет, в которых мы уже увязли только что, – вы мне понравились сразу, как вошли. Считайте свой риск, – на слове «риск» у меня загорелась паранойя, он читает мысли, безусловно, – успехом. Он сделал вам прибавку к зарплате.

Риск. Прибавку. К зарплате. Определенно новая эра. До начала моего первого школьного урока в жизни. Как. Как реагировать-то. А элементарно. Я справился. Попадал в такие ситуации будучи подростком. Чертовски замкнутым подростком; поборол замкнутость в некоторых ситуациях – и не ошибся в этом – пригодилось же, пусть в двадцать два, но пригодилось, пусть ещё через сто лет пригодится – но подростком жизнь была правильной.

Как я справился? Забыл его последние слова. Через силу, через выступающие слезы на глазах, но забыл. Слезы на глазах? Да! Это моя биологическая проблема не знаю даже под каким номером. По жизни сентиментален, пустить слезы мог, редко, с четырнадцати лет изменения наступали, поэтому это, слава кому-нибудь, биологическая проблема под одним из последних номеров. А бывало случались просто неловкие дела, и незваные слезы заполняли глаза, душили их, сжимали как могли, притягивая ладони. Я всегда не понимал – почему именно глаза, зачем мучить место, куда смотрят все люди, отсюда и проблемы из прошлого с новыми знакомствами.

– Не подскажите номер кабинета?

Директор, не проронив и звука, практически не пятясь назад, нагнулся к своему столу, взял ключ и протянул мне. На нем были выбиты глубокие цифры. 11—63. Названия кабинетов сразу отметились у меня в голове как неординарные.

– Вот, держите, Чарли. – Плавно съехал на «ты». Более чем порадовало!

Я взял. После этого поскорее захотелось выбраться наружу. Сигарета горела; остановившись перед дверью, я заметил, что от нее в принципе ничего не осталось, аккуратно взял окурок двумя пальцами, бросил взгляд на директора, обернулся обратно к двери и, совершая страшное для многих действие, еще и прокомментировал его:

– Спасибо… товарищ… директор. – И бросил остаток сигареты в цветок рядом с этой белой дверью (заметив, очень смутно, что там уже лежали свежие окурки), в которую сразу, бесспорно, захотелось выбежать сломя голову, не оглядываясь на апокалипсис, случившийся после моего появления.

Вышел. Захлопнул. Совершил. Забыл. Пережил.